Дети света. Лейна Шак
под ним жалобно взвизгнула и обломилась. А Герд, пролетев несколько метров вниз, и глядя широко распахнутыми глазами, как неумолимо приближается земля, спохватился, что пора бы что-нибудь предпринять, и тут же почувствовал знакомый рывок. Вот только не вверх, а в сторону. Мощный такой рывок.
Дальше он почувствовал уже сильную боль. От удара. Болели ребра и лицо. В щеку, казалось, навсегда впечатались ошметки коры. Герд застонал и отодрал лицо от древесины, но рук и ног, опоясывавших ствол, не разжал. Он не упал на землю, нет, его толчком отнесло на соседнюю сосну, а точнее, прямо в нее. Герд осторожно посмотрел вниз и с облегчением увидел под собой ветку, на которую без дальнейшего риска для здоровья можно было спокойно спуститься, что он и сделал.
– Таак, хорошо, – на нетвердых ногах, он снова повернулся к стволу спиной и более внимательно осмотрелся, – что дальше?
Совсем рядом с одного дерева на другое мягко спланировала белка-летяга. Герд проследил за ней взглядом, а потом еще долго таращился на то место, где она исчезла, затем медленно произнес:
– Кажется, я тебя понял.
Раз сил и сноровки нормально летать у него пока не хватало, он решил просто повторять за белками. Остаток этого и всех последующих вечеров Герд планировал с дерева на дерево, постепенно увеличивая расстояние и учась лавировать между ветками таким образом, чтобы не напороться на какой-нибудь сук и не ободрать себе бока.
А еще через пару месяцев Герд уже, действительно, летал. Он не взлетал высоко – не выше верхушек деревьев, – чтобы его не засекли государственные дроны, если таковые здесь водились, но ему уже и не нужны были сами деревья в качестве перевалочных пунктов на пути его следования. Он их просто огибал, как препятствия, и захлебывался счастьем. Самым настоящим, подлинным, концентрированным счастьем.
Конечно, не обходилось без инцидентов: то Герд разорит пару гнезд, то напугает до полусмерти рысь, а несколько раз он чуть сильно не покалечился, – но, в общем, тренировки, можно сказать, проходили терпимо.
Как бы ему ни хотелось, тренироваться каждый день у него не всегда получалось. В лесу заблудиться даже в дневное время суток ничего не стоило, не говоря уже о ночи, поэтому Герд всегда держался озера. А оно, как оказалось, было популярным у местных настолько, насколько это возможно в такой глуши. Причиной тому служила форель, в изобилии водившаяся в кристально чистой, не перемерзающей даже зимой озерной воде. Форелевого хозяйства, по счастью, не держали, но Олва и другие деревенские нередко наведывались туда порыбачить. В такие вечера Герд не летал и пребывал в дурном настроении – чувствовал себя обокраденным.
В один из вечеров ему как раз выпал несчастливый жребий. Он мрачно взирал на то, как Олва собирала снасти, мурлыкая что-то себе под нос. Ее настроение было явно не в пример его. Глядя на нее, снедаемый безысходностью, Герд решился на авантюру:
– Олва, а могу я пойти с тобой, мне все равно нечего делать?
Тетка