Не Господь Бог. Марика Девич
стар, а ты недостаточно молод. Курс на инновации, модернизации, сам слыхал.
– Поверить не могу! Мне сорок! Я столько этого ждал! А этот, молокосос, самозванец!
– Тихо-тихо, – остудил отец. – Не совсем самозванец.
Корзунов-младший не понял, о чём это отец говорит.
– Надо тебе кое-что узнать об Ушакове. Тебе это не понравится. Но нам это поможет.
Корзунов знаком показал сыну склониться ещё ниже, к его губам. От услышанного у сына вытянулось лицо, он отпрянул.
– Почему ты раньше молчал?
– Всякой информации своё время, – отвалился на подушки и расплылся по ним брылями Корзунов-старший.
На экране Власов пожал руку Диме. Корзунов-старший поставил на паузу.
– Нет, ты не будешь на его месте. А я и подавно. Не хочу. В выигрыше не тот, кто на экране, а кто за ним.
Лена и дочка уселись на диван перед ноутбуком.
– Чего посмотрим?
– А мы что, уже досмотрели «Гордость и предубеждение»?
Тренькнул звонок в дверь.
– Ванька, – подняла глаза к потолку Машка.
– Так открой, – удивилась Лена.
– Он всё равно в Америку не поедет, смысл?
Ванька Левкин был ровесником Машки, её бывшим одноклассником. Лена знала, что с ним у Машки был первый поцелуй, и, возможно, с другими после него и не было. Поступив в универ, Машка с головой ушла в учёбу, а Ванька, хоть и учился в хорошем вузе, о карьере много не думал: ему предстояло ближайшие годы, лучшие годы, когда другие ребята совершают всякие глупости, посвятить заботе о стариках. Он жил с бабушкой и дедушкой в квартире этажом ниже, те не молодели, а Ваня был ответственным и любящим внуком, воспитанным в чувстве долга. Ваня был старомодным. А Машка – другая.
Иногда Лене казалось, что нынешняя молодёжь – люди вообще с другой планеты. Отогнала мысль, похожую по смыслу на «раньше и фанта была послаще», и тем не менее… Циники. А может и не циники, а просто вслух говорят, не боятся показаться плохими. Озабочены ЗОЖ, ЭКО, и это не о беременности совсем, наоборот, мода на чайлд-фри, внешностью а-ля натурэль, девственностью до свадьбы, карьерой, политикой, защитой животных. Лена вспомнила из своей юности самое безобидное: фиолетовые лайкровые лосины и чёрные стрелки.
– Её нет, Вань, я скажу, что ты заходил, – Лена терпеть не могла врать, не из принципа, а потому что одно враньё почти всегда тянет за собой всю цепочку, которую приходится поддерживать и которая непременно рано или поздно обрушится, как карточный домик.
Но Машка смотрела умоляюще, был выбор: она пошлёт парнишку или мама временно отложит их объяснение, которое, конечно же, неизбежно.
– Я не обязана с ним объясняться вообще-то, – сказала Машка, когда мать вернулась в гостиную.
– Ну, прячься, – пожала плечами мать.
– Я не прячусь, просто не хочу объясняться. Включаю? – спросила Машка, наливая чай.
– Валяй, – ответила Лена, забираясь на их уютный мягкий диван. На сегодня с воспитанием молодёжи было покончено.
– Только, чур, на английском, и без субтитров, – заявила Машка.
«Даже