Огонь. Матс Страндберг
важные документы».
– Директриса рассказывала нам о пожаре, – сказала Мину.
– Я знаю. Если помните, я стоял тогда под дверью и все слышал. Однако вряд ли Совет до сих пор помнит, что его члены погибли в том огне. По крайней мере, это точно не известно рядовым его членам, таким как Адриана.
– Разве такое можно забыть? – удивилась Мину. – Ведь это трагедия для всей организации.
– Может, потому и забыли, – вмешалась Линнея, глядя на Николауса. – Те, кто обладает властью, не любят думать о том, что они тоже уязвимы.
– Ты права, – подтвердил Николаус. – Совет не может потерять лицо. Он старается казаться всезнающим и всесильным. Неудача с Избранницей уже сама по себе сильно била по его репутации. А тут еще пожар… Конечно, я прятался от Совета, но во время странствий до меня доходили разные слухи. Новое руководство Совета постаралось замять скандал. Те, кто помнил его, молчали, понемногу старели и умирали. Пророчество об Энгельсфорсе мало-помалу превратилось в одно из многих пророчеств. Думаю, именно поэтому Совет оказался не готов к вашему появлению. Они просто все забыли.
Линнея вспомнила, как в прошлом году прочитала мысли директрисы и вдруг поняла, что Адриана знает гораздо меньше, чем пытается показать.
– А что стало с вашей памятью и что произошло у могилы? – спросила Мину.
– Человек не предназначен жить столько, сколько живу я, – сказал Николаус. – Я знал, что постепенно моя память будет слабеть. И я забуду свое предназначение. Книга научила меня, как заколдовать могилу, чтобы однажды вернуть себе память. Остальные воспоминания я хранил у своего фамилиариса, в надежде, что, когда время придет, он покажет мне дорогу к нужному месту.
– То есть вы как бы сделали резервную копию самого себя и оставили на хранение здесь, в Энгельсфорсе? – спросила Ванесса. – И потом магия типа перезагрузила ваш мозг?
Тень прежней неуверенности мелькнула во взгляде Николауса, когда он ответил:
– Я не очень понимаю твои слова, но, да, наверно, скопировал и сохранил…
– А что вы делали эти четыреста лет? – поинтересовалась Линнея.
– Бродил по Земле, смотрел, как мир сменяется войной. Я всегда носил с собой этот серебряный крест, и он хранил меня. Иногда у меня случались озарения, и я вспоминал прошлое, свои преступления. В такое время я острее ощущал окружающих меня людей, перенимал новые привычки и обычаи, учился новому языку. Потом снова наступали периоды забвения. Несколько раз я возвращался в Энгельсфорс, чтобы оставить послания самому себе. Одно из них лежало в той банковской ячейке.
– Но… – вмешалась Мину, и Линнея почти зримо представила себе, как шестеренки ее мозга отчаянно крутятся, пытаясь решить неразрешимую задачу. – Когда вы писали письмо себе самому, вы все помнили, но боялись, что забудете снова. Почему же вы тогда сразу не пошли и не открыли могилу?
– Вот именно, – подтвердила Линнея. – Было бы гораздо проще для всех, если бы вы все вспомнили, уже тогда, когда мы прошлой