«Точка зрения Корнилова». Петр Альшевский
за версту виден.
– Ты на нас не сердишься, любезный? – вкрадчиво поинтересовался дон Игнасио. – Не держишь в подкорке сущего зла? Не сделаешь скандала из ничего?
– …
– Все путем?
– Гмм…
– Мы приступаем?
– Да делайте, что хотите.
Толпа его не расслышала; Игнасио Бромка, навострив уши, все же сумел – не увидев в выражении лица Корнилова никаких перемен, он польщенно затрепетал и чудотворно вытянулся лопающейся за правое дело струной.
– Чем нужно, ты уже пропитан! – прокричал он. – Будь спокоен, быстро не выгоришь!
Помахав над головой широко разлетевшимися рукавами, он, не постучавшись, вошел в транс:
– Во имя детей наших еще не родившихся, отцов и матерей наших уже померших – во имя солнца, луны и инфузории-валенка! – И толпе, с надрывом. – Поджигать?!
– Поджигай! Поджига-аай! Поджигааа-аааай!
– Поджигаю!
До институтского спорткомплекса пролегал удобный автобусный маршрут; Корнилов о нем знал, и своим знанием, как ему казалось, благоразумно воспользовался. И еще: полагая, что запас налипших на сегодня неприятностей живительно для него истощился, проезд он не оплатил; контролеры явились бы уже явным перебором – на руках и так двадцать два, а кое-кто, не Хаббард, не Набоков слезно выпрашивает еще одну карту – когда Корнилов увидел двух серьезно настроенных молодых людей, подбирающихся к нему со стороны задней площадки, он немного пожалел, что нигде поблизости нет какой-нибудь намоленной иконы. А то бы он позволил себе высказаться. Но не уподобляясь засомневавшемуся мачо Эдуардо Рубетти, кричавшему в небо: «Сделай так, чтобы все было хорошо!» – на небе Всевышний и запутавшиеся в его бороде аэробусы; народ с них Эдуардо не слышит, Всевышний услышал и сказал: «Не пойму я тебя, сеньор – все же и так было хорошо. А вот будет ли, обещать не берусь»
Интригующее в нем по мелочам отчаяние подталкивало Корнилова сказать этим людям: «Баста, мужчины – я не ложусь в постель с четырехметровой птицей моа и еду на боксерскую тренировку. Если вы меня не поймете, я могу ее провести прямо в автобусе», но смиренно посоображав – двоим меня вряд ли завалить, но и народ, как всегда, не за меня горой встанет – Корнилов спохватился и тихо сошел.
Недоеденный путь он доехал ногами, упорно отгоняя назойливый голод. Есть перед тренировкой было вредно. Да и не на что.
Вплотную к ступенчатому входу в спорткомплекс его поджидал Николай Воляев, выглядевший на грани изготовившейся дать течь истерики.
– Ты где ходишь?! – проорал Николай.
– Да так, обстоятельства… Но моя работа пока еще не в том, чтобы быть мертвым: временами я бросаю свое тело на чье-то другое, бросаю наугад, но они редко возражают, а я…
И Николай Воляев перешагивает эту грань:
– К чертям твои объяснения – через пять минут начало! Мы уже почти опоздали! Давай скорей!
Давай