«Точка зрения Корнилова». Петр Альшевский
повода вендетты
У дороги, где накрыли
Шаткий стол босому магу
Прооравшему: «Сгубили,
Заключив меня же в сагу
О моей первейшей роли
В суетливой пантомиме.
Ну, зачем сказал пароли
Я крещеному козлине?»
Чужаки исчезают, спиваются, благодарят; фотографии на стенах вызывают малую степень узнаваемости – неуверенно, изобилуя покачиваниями и быстро выправляемыми сменами курса, дошагав до ванной, Корнилов прямой наводкой уставился в зеркало: небритость плавно ложилась на помятость, да и интеллекта в глазах за ночь не приросло.
Корнилов умылся и, построив несколько экстремальных рож – снимая стресс уничижающей разум мимикой – пошел на кухню, где на столе между кетчупом и грязным ножом валялась записка, состоявшая из трех кривонаписанных строк. «Все было замечательно. Ты просто лапочка. Не забывай свою Танюшку. P.S. Когда будешь уходить пожалуйста захлопни дверь».
Танюшка. Какая-такая Танюшка. Что за идиотские шутки?… А-а… Нежданно негаданно вихрь воспоминаний – причем, их нежданность размахивала над ним весомой дубиной своей негаданности: предметом, часто утыканным жуткими штырями и разрывающей спертый воздух его сознания нежными дуновениями аммиачного пара, сочившегося из нее даже при малом взмахе – наотмашь придавил Корнилова к стулу. Воспоминания имели следующее содержание – по дороге домой Корнилов зашел в бар. Так, для проформы: прополоскать горло кружкой светлого. Но кружке не захотелось оставаться в одиночестве, и процесс немного затянулся. И тут в памяти всплыло миловидное накрашенное лицо, по-видимому принадлежащее женщине, и вероятнее всего этой самой Танюшке. Силуэты лица были не слишком конкретные: размытость, пятнистость, кривизна – Корнилов додумался поискать эту физиономию на замеченных им в комнате фотографиях, и поиски завершились очевидным успехом: так вот ты какая Танюшка, очень даже ничего. Танюшка разгуливала по фото в школьной форме, но Корнилов почти не сомневался, что к моменту их вчерашней встречи она подросла. Внезапно его взгляд стоически спрыгнул вниз и наткнулся на три пустые бутылки, одна из которых когда-то содержала в себе водку, ну а две оставшиеся… Корнилова передернуло. И подумал он, каясь – это же бутылки из-под портвейна.
– Да, барин, что-то вам здесь окончательно разонравилось – уже и портвейном травитесь. Среди портвейнов, понятное дело, попадаются и роскошные, но для вашего едва ли кто-нибудь собирал виноград на берегах реки Дуэро.
– Ручаюсь, что не там. Жестокостью утреннего осадка ручаюсь. А я его вчера много выпил, этого портвейна?
– Одну из двух уж как-нибудь, да уговорили, никак не меньше.
– Наступите мне на боль… вышибите ее клином… приведите меня в соответствие с классическим духом…
– Это вы бормочете о срочной нуждаемости в опохмелении?
– Не буду я сегодня опохмеляться. Накажу себя пыткой удержания.
«Выдержу, не сломаюсь, пережду покупать в храме специальный набор для погребения» –