Историческая преемственность традиций российской цивилизации. Заменательные даты, исследования и новые документы. С. А. Мельников
частей. У нас все переправы были централизованы. Дивизии сами ничего не возили. Здесь и летучка, госпиталь, хирургическая. Во время боев у нас здесь работала хирургическая лаборатория. Один врач сделал 200 сложных хирургических операций. Посмотришь на так называемых медсестер. Замечательно! Закопаемся, в пыли, но работают черт знает как. Целый ряд примеров можно привести в отношении работы женщин. В процентном отношении у нас женщины больше награждены орденами, чем медалями по сравнению с мужчинами, в особенности медработники, и мне кажется, ни одна женщина, которая была в Сталинграде, не награжденной не осталась, а если осталась, так не останется.
Своеобразие борьбы в Сталинграде в отношении защиты города, в отношении атаки городов целиком и полностью будет применяться во всех боях. Любой населенный пункт можно превратить в крепость, и можно раз в десять перемолоть противника больше, чем сам гарнизон. Факторы честолюбия остаются, но о них меньше всего говорят.
Нет таких героев, которые ничего не боялись. Никто не видит, не знает, что делает Чуйков, когда он остается один, когда нет свидетелей, когда его не видят и как работает у него мозг в голове. Но чтобы наш командир вышел к своим подчиненным и показал свою слабую душонку, такие находились, но это выродки. Мы сидим в блиндаже, и осколки снарядов на нас летят. Что же, мы сидим и нас не подмывает? Я этому не поверю. Инстинкт самосохранения есть, но гордость человека, командира в особенности, имеет решающее значение в бою, так что Лев Толстой в этом отношении прав.
Вот конкретный момент. Летят снаряды, свистят, жужжат, вот сейчас стукнет. Не у всех людей находится мужество не кланяться снаряду. Ну, я поклонюсь – обязательно попадет в голову, попадет в грудь, так что не спасет, пригнешься или нет, а все-таки кланяются. Но преклоняться не дает гордость. Я никогда этого не сделаю. Если бы я был один, это совершенно другое, но я один никогда не бываю. Я не преклонюсь, за это даю голову на отсечение <…>
На глазах командира гибнут тысячи людей, но он не должен глазом моргнуть. Наедине он может заплакать. Пусть твоего лучшего друга здесь убьют, но ты должен стоять как каменный.
Вот конкретный пример. 14 числа обрушивается блиндаж артиллерийского отдела. 9 человек всмятку, один выскакивает, ему ноги прижимает. Мы его два дня откапывали. Он жив. Его откапываем, а земля осыпается. Что, тут сердце не содрогается? Оно содрогается, но ты виду не подай. Или такие поступки. Четыре бойца сидят в трубе. Их окружают 8 фрицев. Один проползает через трубу раненый с запиской: откройте огонь по нам. Открываем огонь, бойцы погибают и фрицы. Разве это легко?
Если бы немцы учли психологические данные, политический момент, значение Сталинграда для каждого нашего бойца и командира, дошедшего до той точки, дальше которой нельзя было отступать, если бы они учли, что не все берется напролом и нахрапом, они не допустили бы такого провала.
Тут нельзя было проводить особый маневр стратегический, тактический – стой и все. Применить