По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 4. Сергей Борисович Ковалев
тем более что довольно часто те были в абсолютном меньшинстве. Так чуть было не случилось и в этот раз, но заговорщиков выдал предатель из своих же. В результате десять главных зачинщиков были повешены, а «доносчика»[711] за оказанную им услугу крестили и приняли на царскую службу казаком[712].
Летом 1604 года примерно в восьмистах пятидесяти километрах к юго-востоку от Сургута, в верхнем течении Оби, на её левом притоке реке Томь возникает Томск. История его появления представляет собой редкий случай, когда инициатива в возведении русской крепости принадлежала местным жителям. Документы рассказывают, что живший в тех местах – и даже якобы правивший там – некий князец Тоя́н отправляется к царю Борису Годунову, просит взять себя под его царское покровительство, а заодно и построить на тех землях город. Москва соглашается, и на высоком берегу Томи возникает новый русский форпост. «Что касается места, которое было выбрано для города, – пишет Миллер, – то, пожалуй, трудно найти там другое более удобное. /…/ Повсюду лежит такой тучный чернозём, что ещё никогда не было необходимости удобрять его, и притом такой рыхлый, что работа земледельца очень облегчена»[713]. Несмотря на то, что первый острог довольно быстро разваливается[714], Томск с годами растёт, богатеет, становится центром сибирского хлебопашества, а район вокруг него с течением времени оказывается самым населённым сибирским уездом.
Тюмень, Тобольск, Тара, Пелым, Берёзов, Сургут, Обдорск, Нарым, Томск – лишь самые крупные опорные пункты русских, возникшие в этих краях за неполные двадцать лет. Более же мелкие поселения вообще росли словно грибы после дождя. Во всех них нескончаемым и всё нарастающим потоком быстро начинают вливаться военные (стрельцы, казаки) и правительственные чиновники. Им вслед тянутся купцы, ремесленники, священники, а также крестьяне – так называемые «переведе́нцы»[715], – которым не просто позволяется, но и прямо предписывается распахивать новые пашни и сеять на них хлеб. Мужчины обзаводятся семьями, причём женятся не только на русских, но и на местных, лишь бы те приняли христианство и т. д. Эксплуатация коренного населения ограничивается главным образом взиманием с него меховой дани-ясака и так называемой подводной повинностью, то есть обязанностью предоставлять в распоряжение представителей царской власти транспортные средства. Официально это должно делаться за достойную плату, но в действительности цена зачастую оказывается несправедливой, а нередко те и вовсе отказываются платить. Это ложится на сибирцев довольно тяжёлым бременем, хотя можно сказать, что их повседневное существование с приходом русских по большому счёту так уж сильно не меняется. Жизнь как была тяжёлой, так и осталась. Впрочем, в отличие от наших крестьян, живущих на европейской территории страны, местные жители практически не знают крепостного права, да и в качестве ямщиков власти вскоре начинают использовать «своих», специально выписываемых из России[716].
Тем не менее, долгие годы в Сибири неспокойно. Обострение ситуации происходит с наступлением в нашей стране
Цит. по: op. cit., стр. 303.
Там же.
Цит. по: op. cit., стр. 314.
Op. cit., т. 2, стр. 65.
Цит. по: op. cit., т. 1, стр. 282.
См., например, op. cit., т. 2, стр. 13.