Стальной Кваки. Денис Александрович Игумнов
он вставал, схватил поперёк туловища и впечатал головой в каменную насыпь. Полное разрушение, после такого падения никто не в состоянии выжить. Последний из нападавших оказался умнее всех его товарищей – он, бросив биту, убежал.
Пришлось мне допрашивать того, что играл с цепью. Он единственный из троих, валявшихся у моих ботинок челов, мог говорить.
– Мужик, вам от меня чего было нужно? – для верности я угостил парня ударом в ухо. Так, не сильно, чтобы он не расслаблялся, и принял заданный мною вопрос всерьёз.
– Ай. Сссс… Нам заплатили.
– Кто? – задав очередной вопрос, я ударил его в нос. Мне не понравилось, что он тормозит, вот я его и поторопил.
– Псыфф. Я не заю его! – удар в глаз. Пришлось поучить говорить правду. Я не хотел, он сам меня заставил.
– Как он выглядел?
– Кто? – Увидев, что я готов продолжить воспитательную работу, парень затараторил: – Лысоватый такой, мелкий, с пузом. На еврея похож.
– Аааа, – протянул я, и ударил недобровольного информатора в челюсть. Мне стало всё ясно…
Лысого еврея я знал. Единственный в своём роде скользкий тип. Таких совпадений не бывает. Он работал менеджером группы «Дыра», в которой солировала – кто бы думали? – Кортни, конечно, моя старая знакомая шлюха Кортни. Она, решив подстраховаться, натравила на меня этих наркоманов, чтобы они меня, как следует отдубасив, подложили на рельсы, в аккурат под проходящий поезд. Отличная задумка – свидетелей нет, и конец истории с убийством-самоубийством Курта, а у Кортни всё схвачено. Ха ха ха, ха ха… Как бы не так.
Пришлось мне ещё раз посетить тот дом. Моя милашка Кортни до сих пор там обитала: её не смущал тот факт, что она живёт рядом с местом смертоубийства. По проторенной дорожке перебравшись через забор, я забрался на второй этаж; отжав замок, вскрыл балконную дверь. Найти её спальню оказалось парой пустяков – во сне она довольно громко сопела. Наверняка легла в кровать в перманентном для неё состоянии нестояния. Для встречи с ней я прихватил с собой маску клоуна Пеннивайза: люблю разнообразие, особенно – в клоунах. Тушка Кортни с задранной на ней ночнушкой лежала на животе, зарывшись головой в чёрные простыни, отсвечивая срамом и голыми пятками, бликующими в свете, падающим из окна от оранжевой пушистой головки уличного фонаря. Мне оставалось, достав скотч и надев маску, перейти к сладкому.
Драл я её со всей своей нерастраченной любовью ко всем лживым сукам на свете; так увлёкся, что из двух главных её рабочих дырок потекла кровь. Фу, не хватало ещё, чтобы она меня инопланетной чумой заразила. Впав в состояние бешенства от вида её крови, хорошенько ей наподдал. Убивать не стал, сдержался. Хотел, чтобы она осознала своим плоским мозгом ядовитой ящерицы, что ко мне лезть не стоит. Её смерть принесла бы много проблем: копы, проснувшись, начали бы поиски убийцы. Живая, получившая сполна, осознавшая ошибку Кортни для меня нужнее.
Простыни мокрые от крови, безвольно распластанное на них тело – я доволен,