В сумерках. Книга первая. Любовь Соколова
по списку текущих дел и жирнее прорисовал галочку напротив соответствующего пункта.
– И каково это? Возвращаться… – Водитель автобуса хмыкнул, покрутил головой.
Он-то уж точно не согласился бы на экскурсию в здешние места, как говорится, «не столь отдаленные». Не сидел и не хотел накликать. Просто выпало ему тут родиться. Жить в Теми нормально, а сидеть… Он опять, отрицая нежелательный расклад судьбы, хмыкнул. И вслух подвел черту:
– Сидеть хоть где плохо.
– Не знаю, – Цвингер задумался. – Не могу представить себя в подобной ситуации. Ну вот как? Вернуться свободным! Времени прошло всего ничего. Раны душевные свежи. Не знаю…
– Они же не все приедут, только некоторые?
– Кого удалось найти, всех приглашали. Питерский «Мемориал» помог с адресами.
– А что милиция? У них разве нет адресов, списков?
Бениамин Аркадьевич энергично замотал головой, фыркнул и развернулся на креслице лицом к водителю:
– У них не те списки. Народу через Темский треугольник прошло порядка тысячи, даже больше. Возможно, годы уйдут на изучение материалов о темских сидельцах, о героях и жертвах. Главное сейчас – не дать запутать всю эту историю, не уравнять всех подряд. Тогда ведь по-хитрому поступали: сажали за политику по уголовным статьям. Даже со сталинскими репрессиями не просто оказалось. Вроде бы, пятьдесят восьмая статья, все понятно. Взялись реабилитировать, а там глядь – столько начальников НКВД в пострадавших числятся! Сначала сами над людьми измывались, пытали, на расстрел отправляли, на каторгу, а потом их свои же долбали, по той же программе. Мясорубка в рядах сталинских опричников та еще была. Народ эти сволочи губили тысячами, а своих – сотнями. И что теперь? Ежова реабилитировать? Разумеется, он не был японским шпионом. Но как же его реабилитировать? Юриспруденция вступает в противоречие с этикой. Так и тут: нельзя всех чохом записать героями. В том же шестом лагере отбывали вместе с диссидентами военные преступники. Досиживали полицаи, старосты, предатели, палачи. Надо отделять одно от другого.
– Я так понимаю, эти, которых встречаем, не из ГУЛАГа?
– Нет, это уже брежневский… – Цвингер замялся, подбирая слово, – призыв. КГБ работало, а не НКВД. Сидельцы тут были другого склада. Не баран чихнул, идейные. Лучшие люди эпохи, можно сказать.
– Вон как! – Водитель достал из кармана расческу, поправил пробор. Движение почти машинальное, а Бениамин Аркадьевич подметил: уважает, хочет перед пассажирами достойно выглядеть. Реакция водителя ему понравилась.
Водитель подул в расческу, засунул ее в футлярчик, футлярчик опустил в нагрудный карман и спросил:
– Как же так вышло, в наших краях лучшие люди эпохи срок мотали, а мы тут ни сном ни духом? Я в семидесятом демобилизовался, в семьдесят первом женился. Анекдоты травили, власть ругали потихоньку на кухнях под чай с водочкой, а куда ссылают, понятия не имели. Думали, в Магадан