Шутовской хоровод. Эти опавшие листья. Олдос Хаксли
в барабан, дуйте в саксофон. Думайте о женщинах, с которыми вам хотелось бы поспать, о способах заработать деньги, о сплетнях насчет ваших друзей, об очередной гнусности политических деятелей. Все, что угодно, лишь бы рассеяться. Разрушьте молчание, разбейте вдребезги кристалл! И вот его осколки валяются перед вами; его легко разбить; трудно вырастить, но легче легкого разбить. А шаги? Ну, они удалились с удвоенной быстротой. И сейчас нечто прекрасное и страшное уже по меньшей мере за три бесконечности от вас. А вы лежите спокойно в постели, размышляя о том, что вы сделали бы, будь у вас десять тысяч фунтов, и о всех прелюбодеяниях, которых вы никогда не совершите. – Он подумал о розовом нижнем белье Рози.
– Как вы все усложняете, – сказала она после паузы.
Гамбрил разостлал пальто на зеленом склоне, и они сели. Полулежа, закинув руки за голову, он смотрел на нее, сидевшую здесь возле него. Она сняла шляпу; ветер играл детскими завитками ее волос, а на затылке и на висках, где волосы распустились, тонкие и нежные, образовались от солнечного света маленькие золотые нимбы. Обняв руками колени, она сидела совсем неподвижно, глядя вдаль через зеленый простор на деревья и белые облака на горизонте. «В ее внутреннем мире царит тишина», – подумал он. Она была уроженкой того кристального мира; шаги в молчании приносили ей успокоение, и нечто прекрасное не таило в себе ужасов. Для нее все было так легко и так просто.
Ах, так просто, так просто; как система продажи в рассрочку, пользуясь которой Рози приобрела свою розовую постель. А как просто – тоже просто! – мутить чистую воду и обрывать лепестки у каждого цветка, мимо которого проезжаешь в двуколке, запряженной пузатым пони. Как просто плевать на пол в церквах! Si prega di non sputare[83]. Как просто задирать ноги и развлекаться жизнью – с чувством выполняемого долга – в розовом нижнем белье. Изумительно просто.
– Похоже на ариетту, не правда ли? – вдруг сказала Эмили. – На ариетту из опуса 111. – И она напела первые такты мелодии. – Вы разве не чувствуете, что похоже?
– Что похоже?
– Все, – сказала Эмили. – Сегодня, я хочу сказать. Вы и я… Этот парк… – И она продолжала напевать.
Гамбрил покачал головой.
– Для меня это слишком просто, – сказал он.
Эмили засмеялась.
– Да, но вспомните, как немыслимо трудно там дальше. – Она с бешеной скоростью задвигала пальцами, словно пытаясь сыграть немыслимые пассажи. – Начинается просто, ради удовольствия бедных дурочек вроде меня; а дальше идет и идет, все полней, и тоньше, и запутанней, и все более и более захватывает тебя всю. И все-таки это все в том же темпе.
Тени тянулись все дальше и дальше по лужайкам, и косые лучи заходящего солнца рассыпали по траве бесчисленные пятна тени; а на дорожках, казавшихся под прямыми лучами гладкими, как стол, теперь появились тысячи маленьких тенистых углублений и озаренных солнцем гор. Гамбрил взглянул на часы.
– Боже
Здесь просят не плевать (