Собачий вальс. Татьяна Шартэ

      Я трусил по лесу в поисках еды, когда почуял странный запах. Это был до боли родной, желанный и бесконечно манящий запах. Я шел на него, понимая каким-то странным образом, что сейчас я найду то, что искал или ждал, или то, что должен был встретить. И ещё, почему-то очень назойливо, в моей голове роились мысли о матери. Какая-то вязкая, липкая, тяжёлая тоска навалилась на меня. Мне дико захотелось материнского тепла, её горячего тела, тяжёлых лап, сладчайшего вожделенного молока из её груди. Среди деревьев метнулась чья-то тень. И запах, манящий меня сюда, стал более отчетливым и резким. Я замер. Тень замерла тоже. Я стоял минуту, другую не шелохнувшись. Потом я решил сделать несколько аккуратных движений в сторону неизвестного объекта и медленно потянулся вперед. Подо мной хрустнула старая ветка, издав пронзительный сухой треск. Я вновь замер. И в этот момент прямо на меня из-за деревьев вышла волчица. Она шла на меня спокойно, ровно. Не скалясь, не рыча. Шла так, словно знала меня, будто я – её друг, а не враг, будто наша встреча была очевидной, и она знала, что встретит меня. В нескольких шагах от меня она остановилась. И пристально стала смотреть мне в глаза. Во мне как будто вспыхнул какой-то факел, я понял, что должен подойти к ней, но не мог двинуться с места, я словно окаменел. Мы стояли как два изваяния друг против друга и не сводили друг с друга глаз. Она сделала ещё только один, очень осторожный, шаг в мою сторону, и я побежал к ней.

      Она подпустила меня близко, дав себя обнюхать. Тогда я, услышав её запах однажды, запомнил его на всю жизнь, и это был лучший запах на свете, лучше всего, что было в моей жизни прежде.

      Я понял, что она – моя. Моя навсегда и ничто не разлучит нас. Это была любовь с первого взгляда. Та, что оказалась сильнее музыки, сильнее лучших вальсов на свете, вальсов Фредерика Шопена, которые я когда-то так любил.

      Глава 24. МАРТА

      Свою жену я назвал Марта. Думаю, что это было связано с моей прошлой жизнью – хозяина звали Маратом, хозяйку – Мариной, а новую жизнь нашей семьи определил март. На исходе лета мы с Мартой ждали потомства. Мы жили одни, в лесу, в большой норе, вернее было бы сказать, логове. Я научился охотиться и добывать пищу, правда, делал это не очень ловко, моя порода подвела меня. Конечно, Марта превосходила меня в этом. Она делала это виртуозно. И даже, будучи отяжелевшей, на сносях, она была лучшей охотницей, чем я. Но во мне не было чувство стыда, неловкости, каких-либо комплексов. Я чувствовал себя счастливейшим псом на свете. И Марта давала мне это понять. Она давала мне эту уверенность, это необъяснимое чувство единства, союза, семьи. Это была настоящая любовь, сравниться с которой не может ничто. Ведь у нас была правда, к нам пришло такое новое чувство. Ведь зверю незачем лгать, предавать, изменять, продавать. Честный выбор, честные отношения, честная борьба. Марта день ото дня уставала от бремени всё больше и больше. Её дыхание было тяжелым, поступь не была уже легкой, но глаза горели счастьем и любовью. Я часто задавал себе