Лиза из Ламбета. Карусель. Уильям Сомерсет Моэм
субботу на Вир-стрит царило оживление. Поскольку транспорт туда не ходит, зацементированная площадка между тротуарами всегда в распоряжении детей. Мальчики с азартом играли в крикет; по счастью, пространство позволяло вести несколько партий одновременно. Куртки служили калитками, старый теннисный мячик или комок тряпок – снарядом, старая палка от метлы – битой. Разница между шириной калитки и малыми размерами биты обескураживала игрока, который, отбив мяч, бежал к противоположной калитке. Тогда вспыхивали жестокие ссоры – игрок бьющей команды ни за что не хотел выходить из игры, а игрок подающей команды на этом настаивал. Девочки проявляли больше терпимости. Они прыгали через веревочку и выражали недовольство, да и то довольно мягко, лишь в тех случаях, если веревочку неправильно крутили или прыгунья подскакивала недостаточно высоко. Хуже всего приходилось детям от двух до пяти лет, ведь дождя не было уже несколько недель, улица сухостью и чистотой напоминала крытый корт; за неимением грязи для валяния детишки понуро сидели на тротуаре с поэтической грустью в глазах. Количество малышей до двух лет поистине впечатляло: они ковыляли и ползали повсюду – по тротуарам, под дверьми, вокруг материнских колен. Взрослые группировались у дверей; обычно по две женщины сидели на корточках на пороге, еще две-три – рядом на стульях. Все без исключения нянчили своих малюток; почти все являли признаки того, что скоро теперешний объект материнской заботы будет вытеснен объектом новым. Мужчин было меньше, чем женщин; они с папиросками и трубками в зубах подпирали стены либо сидели на подоконниках нижних этажей. На Вир-стрит был мертвый сезон, совсем как в Белгравии; поистине, если б не младенцы, только что народившиеся и ожидаемые со дня на день, да не «убивство» в соседней ночлежке, и говорить было бы не о чем. Приглушенными голосами женщины обсуждали повитух – которая грубая, которая аккуратная, – и подробности своих многочисленных родов.
– Что, Полли, скоро уже, да? – спросила одна добрая соседка другую добрую соседку.
– Не, вроде еще два месяца, – отвечала Полли.
– А с виду кажется, что гораздо меньше, – вступила в разговор третья соседка.
– Дай Бог, чтоб в этот раз легче прошло, – с чувством произнесла очень полная пожилая женщина, весьма уважаемая на Вир-стрит.
– Она, как меньшого родила, зареклась от детишек. – Реплика принадлежала мужу Полли.
– Все так говорят, – парировала полная женщина, повитуха опытная и важная. – Да только они ничего подобного и в мыслях не имеют, благослови их Господь.
– У меня трое, и больше я рожать не стану. Вот провалиться мне на этом самом месте. Так оно тяжело, сил нет.
– Твоя правда, подружка, – сказала Полли. – А ты, Гарри, заруби себе на носу: заделаешь еще одного – я с тобой разведусь. Так и знай.
И тут на Вир-стрит завернул шарманщик.
– Гляньте-ка, кто к нам идет! Вот это дело! – разом воскликнуло с полдюжины человек.
Шарманщик был итальянец, с копной черных