Клеопатра. Таня Салим
пчела.
– Не тебе ставить условия богам! – рявкнул Арес.
Мы почти бегом бросились к арочному входу в храм, одна сторона которого была полностью обвита цветочными лианами, а другая выглядела словно выгоревший камень. Мелисса скинула свой цветочный венок к нашим ногам, заставляя остановиться, цербер отдёрнул Клеопатру к себе, нежно обнимая и доставая из-за спины катану.
Волосы нимфы вмиг вздыбились; развиваясь на ветру, она сделала шаг вниз и рассыпа́лась роем диких пчёл. Назойливые насекомые приближались быстро, но я почему-то застыла на месте. Время потянулось подобно противному желе, унося в омут пустоты и музыки бездны. Арес потянул за собой, музыка резко утихла, и я услышала удары пчёл о золотой щит, которого минутой ранее не было в его руке. Мы пересекли колонны и забежали в храм, Арес захлопнул узкие врата, оставляя за ними жужжание пчёл.
– Тебе необходимо почувствовать шкатулку, как ты почувствовала браслет, – прошептал он, сжав мои руки в своих. – Они не смогут продержаться долго.
– Час от часу не легче, – проворчала я. – Тебе надо было оставить меня загорать на песках Египта!
– Успеешь ещё позагорать, – бросил он, обходя храм по кругу в поиске щелей, куда могли проникнуть насекомые.
В моих руках вспыхнуло магическое пламя, я пыталась прочувствовать шкатулку, представить её, но сама не понимала, что именно ищу. Воздух наполнился стойким запахом винограда, Арес улыбнулся, подталкивая вперёд.
Мы прошли вглубь маленького храма, цветы и трава здесь росли прямо из камней, украшая стены, пол и потолок. Как и в храме Солнца и Луны, система освещения зеркалами была установлена по всему залу, свет падал с открытого в самом центре потолка люка, благодаря чему каждый уголок храма заливался солнечным светом. Пол устилали лепестки роз, по мере удаления от входа лепестки меняли цвет с красного на белый, а возле ног статуи богини плодородия и вовсе становились кисельно-белыми.
В руках богиня держала сноп пшеницы, а внизу стояла корзинка с цветами и фруктами, где замерев, сидела белая бабочка.
Ступив на пьедестал, на котором стояла богиня, меня вновь оглушила музыка бездны, я рухнула на колени, зажимая уши руками, и задела сноп пшеницы, что упал из рук статуи, стоило зёрнам коснуться пола, они тут же прорастали, окружая меня зеленью, Арес оказался, рядом опускаясь на колени у моего лица.
– Если ты слышишь музыку бездны, значит, шкатулка совсем рядом.
По его беспокойным кофейным глазам и словам было понятно, что, кроме меня музыку никто не слышит, она звучала во мне, пленяя ум и сердце. Он туго замотал мою руку от запястья к кончикам пальцев бинтами, пропитанными отваром трав. Громкий рёв химеры за стенами храма заставил стихнуть музыку, и я закрыла глаза, прислушиваясь к себе.
… Ветер, несущий волнами песок по барханам, Арес стоит ко мне вполоборота в лучах луны и улыбается. Когда его образ рассыпается золотыми искрами, передо мной кружась, вырастают стены, и я остаюсь в темноте комнаты, освещённой лишь полоской