Пропащие. Леда Высыпкова
обсуждаешь всё, что попадается на глаза. Странно, но они с ней даже спорили и ссорились. Как можно ссориться с выдумкой? Значит, в каком-то смысле девочка существовала. Образ её поблёк с годами, но теперь она пригодилась. Пока Вёх крутил у себя в голове её повадки, многое понял и смог применить.
Дома Вакса под присмотром Фринни каталась по полу и скулила. Никто сильно не беспокоился, потому что с ней такое происходило примерно раз в месяц, но раньше ей везло, и злополучный день никогда не совпадал с мероприятием. Вёх много думал по поводу этого явления, но так и не понял, за какой проступок боги устроили женщинам коллективное наказание. Та девочка в его воображении ничем подобным не страдала, наверное, поэтому и растворилась в рутине.
– Я и не сомневалась, что ты справишься, Змеёныш! – тряхнула Фринни ореховыми волосами. – Вот какого талантливого ребёнка я купила Инкризу на рынке, глаз-то у меня алмаз!
Вёх протёр ладонью пыльное зеркало и скрестил на груди руки. Так-то, спас представление! Настоящему артисту всё под силу. Разве мало он тренировался? Разве плохие у него учителя? О нет! Ни одна из историй, которые рассказывал публике Инкриз, не была правдой даже на грош, но он так умело завлекал в мирок своих фантазий, что слушатели замирали, очарованные. Правда, в последние годы Инкриз лишь выполнял роль кассира, собирая деньги у желавших проникнуть в вагончик гадалки, но ничуть не разучился веселить и удивлять.
Концерт просто не мог окончиться вот так, он требовал достойного эпилога. Схватив с полки у зеркала чью-то расчёску, Вёх пропел в неё скрипучим голосом:
– Мама, не бойся,
Я просто освоился,
Нашёл себе игры страшнее.
Каждый воду мутит, никто себя не судит,
С моей колокольни виднее.
Фринни тоже любила эту песню. Змеёныш схватил её за руку и крутанул в пируэте, зарычав припев изо всех сил:
– Всю дорогу я давал мастер-класс,
Какой – не важно, только знаю,
Что никто мне не указ.
На шум подоспела Тиса и, схватив веник, изобразила на нём виртуозное гитарное соло.
Подурачившись так с минуту, они разошлись по своим делам счастливыми, и даже Вакса нашла в себе силы презрительно ухмыльнуться. В плане одобрения от неё давно никто не ждал большего, тем более в момент, когда самой ей хочется только сыграть в ящик.
Щедро наложенный утром грим пришлось сначала соскрести, потом смывать керосином, потому что вода не брала хитроумный состав. Последние полчаса перед вечерним представлением Вёх в панике тёр лицо старым полотенцем. Кое-что пришлось оставить, иначе кожа вернула бы должок, и он попытался успокоить себя тем, что никто не знает, как должен выглядеть факир. Инкриз уже лет десять твердил ему: на сцене нужно делать всё с оголтелой уверенностью, либо не выступать вовсе.
Вакса выпила отвар какой-то целебной травы и уснула мёртвым сном. Уходя на площадь с заплечным мешком, набитым реквизитом, Вёх не упустил