Пропащие. Леда Высыпкова
о засухе.
– Тебе тоже не помешает ещё выпить. Да не придёт он! – вкрадчиво сказала Тиса.
Вакса вздохнула:
– Завтра дел по горло. Лучше не надо.
– До утра из тебя вся пьянь вытечет.
– Я ещё здесь, дамочки, – осторожно напомнил Вёх.
Он бы тактично смылся и дал посекретничать, но было рано. Дети нередко тянули время, чтобы разминуться со старшими, которые занимались по вечерам совершенно тем же самым, просто одни не хотели видеть других под мухой. Вёх так хорошо знал Инкриза, что легко мог себе представить, как тот, сидя в любимом кресле, подливает ягодного вина в бокал своей Фринни, улыбается, весь размякший, а она, такая смешливая и странно беспечная, мечтает о настоящем доме, вспоминает прежние годы… А ещё они всегда чокаются, как будто отмечают каждый прожитый день.
У Фринни тонкие брови, лучистые светлые глаза, такие добрые и задорные, что казалось, они с самого рождения и по сей день не видели ничего гадкого. Для Вёха она была слишком красивой и молодой, чтобы привязаться к ней только как к матери, но заигрывать он себе не позволял. Наг, пожалуй, испытывал к ней всё сразу и относился как язычник к своей богине: валяясь в ногах, норовил поцеловать горячую косточку лодыжки.
Ночью, засыпая на своей лежанке, Вёх услышал гулкий удар и звон стекла неподалёку. От быстрых шагов Ваксы ветерок коснулся щеки. Раскладушка тихо скрипнула, потом опять. И опять.
Что же она всё ворочается?
Но нет, с её стороны раздавались не скрипы. Раскладушки не шмыгают носом.
«Вакса, конечно, может тебя крепко побить, а может и начать мстить Корну с особым пристрастием, – осторожно нашёптывал Наг, – а мы можем засыпать её комплиментами и всем прочим, казаться такими безопасными, что она не удержится. Ты сможешь с ней сделать всё, что вздумается… В другой день такой номер не пройдёт. Лови момент».
Вёх, зарывшись в подушку лицом, послал его так далеко, как только смог придумать.
Всадник
Утро не задалось вообще ни у кого.
Сидя на земле под навесом, Деревяшка с интересом разглядывала мизинец. Минуту назад он сочно хрустнул и теперь торчал под странным углом к ладони. В это время Фринни носилась по всему контейнеру, отыскивая тряпку почище, и эта суета гимнастку почти не отвлекала.
– Зачем вообще нужен мизинец, может, его отрезать, да и всё? – пожала плечами Тиса.
– Ну как «зачем»? – отозвалась стоявшая над ней Вакса. – Вдруг станешь богачкой, будешь пить чай из фарфоровой чашечки, что тогда оттопыривать?
Инкриз озабоченно качал головой:
– Неужели тебе совсем не больно? Хорошо, что ещё кость наружу не торчит. Ай-яй-яй, синяк так и наливается!
– Не-а. Даже не щекотно.
Он втянул голову в плечи.
– Я бы уже визжал как свинья на убое. Бедная моя девочка!
– Подбери сопли, папаша. Я сделала ошибку, я и поплатилась.
Она рывком встала на ноги, едва не оттолкнув его, и ушла вглубь дома, к Фринни.
– Это