Морена. Алена Велье
в целом мире для него никого нет и желаннее. И жаркими были те слова, да злыми. И чего больше в них было, Агата так и не разобрала.
Да и куда там, до этого ли, разве, когда тебя неволят? Силен Услад… И как бы не противилась Агата – а куда там! Получил он свое.
А после рядом довольный развалился. И не заметил он даже, что по лицу Агатиному слезы текли горькие, да рубашка белая, нарядная в крови испачкалась.
– Моя ты, запомни это. И впредь моей будешь. Я тебя в шелка да парчу наряжать стану. Все каменья самоцветные, какие есть на земле нашей, твои будут. А что сваты к Зоряне пошли, так и пусть. Будет она женой мне по названию. Ты же женой мне по сердцу станешь. Негоже супротив воли родителей идти. А то ведь лишат всего. И будем мы с тобой скитаться, как безродные. Не в твоей же лачуге ветхой жить нам! А так будешь ты в злате да серебре ходить, всем на зависть. И никто косо не посмеет на тебя посмотреть, – сказал он и, встав, оправил рубаху и ушел к дружкам верным. Лишь напоследок добавив, что ночью сегодня, пока все спать будет, придет он к ней. И чтобы ждала она его, не засыпала.
А Агата кое-как после ухода Услада поднялась да до берёзки еле дошла. Привалилась она к ней, как к спасительнице. Упала в объятия ветвистые. Да разве боль свою дереву отдашь? Такую боль и объятия материнские, теплые, родные, не излечат. Куда уж дереву то сделать…
Прислонилась девушка к березе, глядя на гуляния и чувствуя в душе пустоту такую, что и ведром не вычерпаешь. И, не чувствуя под собой неверных ног, села на траву молодую зеленую, да глаза прикрыла, роняя слезы горькие.
И вдруг среди песен и смеха весёлого, что до Агаты словно издалека доносились, послышался звон метала, да топот коней, что сменился женскими криками.
Глава 5. Сарочины
Поднялась она и подошла к кустам, туда, где гуляния недавно были глядя. И увидела, как из леса выходят сарочины.
И вроде лицом они совсем не отличались от деревенских, и одежды их такие же были – так сразу и не отличишь и не скажешь, где свой, а где чужак пришлый. Разве что, присмотревшись, увидишь, что кафтаны у сарочин были все же чуть другие, на чужой манер пошитые. Не как принято у людей добрых, а запашные. Да разве ещё порой у кого нитями шелковыми вышиты были воротники. И хоть однажды лишь довелось Агате их видеть, хорошо она запомнила и тот день, когда они на деревню напали, и то, как бабка Яговна ее за печкой прятала, да богам молилась, чтобы обошла их дом беда.
– Бабушка, а почему они здесь? Зачем приходили, да дома пожгли?Неужто гнева богов не боятся? – спросила маленькая Агата, после того как сарочины, награбив что успели, да в полон часть девок угнав, ускакали, оставив разоренные дворы.
Вихрем они прошли по деревне, в каждый дом почти заглянули. Из каждого двора, где нажитым добром откуп взяли, а где и жизнью чужой. Только дом Яговны и обошли. Наверное, решили, что и жить-то там никто уж не живет – такой ветхий он был да неказистый.
– А разве ж проклятые могут чего бояться? – ответила тогда Яговна, – Боги их дома лишили, да скитаться по земле отправили.