Архитектор и флористка. Ната Дымская
я рассказываю. Про бабушку, про её любовь к цветам, про то, как она учила меня составлять букеты и рисовать. Про старый район, где все друг друга знают. Про то, как важно иногда сохранять старое, а не строить новое.
"Знаешь," – говорит он после долгого молчания, – "может быть, не всё ещё потеряно?"
"Правда?" – я поворачиваюсь к нему, и в этот момент проезжающая машина освещает фарами его лицо.
Роман Северов. Архитектор, который хочет снести мою мастерскую.
Я вскакиваю, сжимая альбом до побелевших костяшек: "Вы… вы специально подошли? Следили за мной?"
"София, подождите…"
Но я уже бегу прочь, а в ушах стучит: как я могла быть такой дурой? Как могла открыться ему?
Порыв ветра вырывает из рук один из рисунков. Пусть. Может быть, посмотрев на него, господин архитектор поймёт, что не всё в этом мире измеряется деньгами и прогрессом.
Глава 3: История одного дома
День
Колокольчик над дверью мастерской звякнул особенно пронзительно. София даже не обернулась – она узнала его шаги. Тяжёлые, уверенные.
"Если вы пришли напомнить про месяц на выселение, можете не утруждаться," – она продолжала составлять букет из нежно-розовых пионов.
"Я пришёл с деловым предложением," – Роман положил на стол папку. – "Двойная рыночная стоимость. Более чем щедро."
София наконец повернулась. В утреннем свете её глаза казались почти золотыми. "Вы правда думаете, что дело в деньгах?"
Она вытерла руки о фартук и подошла к старому комоду. Достала потёртый фотоальбом в бархатной обложке.
"Смотрите," – её пальцы бережно перелистывали страницы. – "Это 1952 год. Здесь была первая в районе художественная школа. Видите этих детей? Трое из них стали известными художниками."
Роман невольно подался вперёд. На чёрно-белом снимке улыбающиеся дети стояли с мольбертами у этих самых окон.
"А здесь, в 1960-м, открылась театральная студия," – София перевернула страницу. – "Моя бабушка играла здесь главные роли. Потом она же открыла цветочную мастерскую. Говорила, что искусство и цветы – родные сёстры."
Она достала ещё один снимок – пожелтевший, с загнутыми краями. Молодая женщина в окружении цветов улыбалась так знакомо, что Роман вздрогнул. Та же улыбка, что у Софии.
"Каждый букет – это история," – тихо продолжала София. – "Вот здесь бабушка собирала букет для первой любви председателя горсовета. Они потом прожили вместе 40 лет. А эти цветы – для серебряной свадьбы учительницы математики…"
Роман смотрел на фотографии, на лица, на цветы, и чувствовал, как его безупречный план трещит по швам. Впервые в жизни цифры в папке с предложением казались пустыми и бессмысленными.
"София…" – начал он.
"Нет," – она захлопнула альбом. – "Вы не можете купить историю, Роман Андреевич. Она не продаётся."
Вечер
Роман шёл по парку, пытаясь проветрить голову. Чёртов альбом, чёртовы фотографии не выходили из головы. Он остановился у старого фонтана и замер.
В свете закатного солнца София стояла у витрины