Архитектор и флористка. Ната Дымская
уткнулась носом в его плечо и разревелась как ребёнок. Все страхи, вся боль последних недель прорвались наружу. А он просто держал меня, гладил по волосам и молчал.
Не знаю, сколько мы так простояли. Дождь усилился, но под кронами деревьев было сухо. Только редкие капли пробивались сквозь листву, падали на страницы раскрытого альбома, размывая рисунок.
"Простите," – я наконец отстранилась, утёрла глаза рукавом. – "Я вся в красках… испортила ваш костюм…"
"К чёрту костюм," – он достал из кармана идеально белый платок. – "Вот."
Наши пальцы соприкоснулись. Я подняла глаза – и замерла. Он смотрел так… странно. Будто впервые по-настоящему видел меня.
"София, я…"
Где-то вдалеке залаяла собака. Момент разрушился. Роман отступил на шаг, одёрнул пиджак.
"Я провожу вас домой."
"Не стоит," – я покачала головой. – "Я сама."
Он кивнул. Помог собрать рассыпавшиеся рисунки. Протянул альбом.
"Спасибо," – прошептала я. И мы оба знали, что не за альбом.
Он ушёл, а я ещё долго стояла под дождём, прижимая к груди его платок. Белый шёлк пах его парфюмом и почему-то горчил.
В груди было пусто и тихо. Только сердце стучало как-то странно, будто спотыкаясь. И это пугало больше, чем все уведомления о сносе, вместе взятые.
Глава 7: Два лица одного сердца
День
София стояла у окна мастерской, рассеянно перебирая стебли хризантем для нового букета. Мысли возвращались к вчерашнему вечеру в парке, к его объятиям, к той невероятной нежности в голосе. Как мог один и тот же человек быть настолько разным?
Вечерний Роман – тот, что встречал её на набережной, что спасал орхидеи, что держал её вчера под дождём – в нём было столько тепла, понимания, человечности. А дневной – холодный, расчётливый делец, готовый стереть с лица земли целый мир ради своих небоскрёбов.
"Как будто два разных человека," – прошептала она, и хризантема в её руках надломилась. – "Который из них настоящий?"
Перед глазами встал вчерашний вечер: его руки, бережно гладящие её волосы, его сбивчивое дыхание, когда она плакала у него на груди. Не может человек так притворяться, не может играть настолько искренне.
Но тут же вспомнился он же – на презентации проекта, в идеальном костюме, с ледяной улыбкой: "Прогресс неизбежен. Нельзя жить прошлым."
София в отчаянии швырнула измятый цветок в корзину. Как? Как может сердце, способное так тонко чувствовать красоту старого города, одновременно планировать его уничтожение?
"Ты что же, днём душу в сейф запираешь вместе с папками?" – спросила она у его фотографии в свежей газете, где Роман позировал на фоне макета "Эдема". – "А вечером выпускаешь погулять?"
Но в глубине души она знала ответ. Видела, как дрогнула его рука, когда он листал бабушкин альбом. Как замер, разглядывая витрину с её работами. Как смотрел на старое здание мастерской – не холодным взглядом девелопера, а глазами человека, способного видеть красоту в несовершенстве.
Может быть, подумала София, настоящий он – где-то посередине? Не вечерний романтик и