Архитектор и флористка. Ната Дымская
костюме за три тысячи евро, таскал вёдра с водой. София спасала цветы, бережно перенося их на сухие полки. Комиссия давно сбежала, но им было не до того.
"Эти орхидеи…" – София прижимала к груди горшок с полузатопленными цветами. – "Их вырастила бабушка. Последние из её коллекции."
Роман осторожно взял горшок из её рук. "Мой дед занимался разведением орхидей. Я знаю, как их спасти. Нужно просушить корни и…"
Она смотрела на него с удивлением: "Ваш дед…"
"Да. Представьте себе, у монстра-застройщика тоже есть семейная история," – он попытался улыбнуться, но вышло криво.
"Вы не монстр," – тихо сказала София. – "По крайней мере, не сегодня."
Вечер
Роман вернулся в офис поздно. Мокрый, грязный, но странно довольный собой. На двери кабинета белел конверт.
"Спасибо. За всё.
P.S. Орхидеи выживут. Я последовала вашему совету.
P.P.S. Вам идёт быть человеком."
Почерк у неё был такой же живой и порывистый, как она сама. Роман провёл пальцем по строчкам, ловя себя на непрошеной улыбке.
Из мастерской он привёз не только мокрый костюм и усталость. Он привёз воспоминания: как она закусывает губу, бережно протирая листья цветов; как пушистая прядь волос прилипла к мокрой щеке; как дрожали её руки, когда она держала фонарик в подвале.
И что-то ещё – странное, тёплое чувство в груди. Будто в нём самом, сквозь броню из стекла и бетона, пробился крошечный живой росток.
"Вам идёт быть человеком…"
Роман достал из сейфа папку с проектом. Может быть, стоит ещё раз взглянуть на план застройки? Может быть, есть способ сохранить и мастерскую, и орхидеи, и эту неожиданную человечность, которую он сегодня в себе обнаружил?
Он развернул чертежи, взял карандаш и впервые за долгие годы начал рисовать от руки, как учил когда-то дед. Не идеальные линии компьютерной графики – живые, неровные штрихи, в которых пряталась душа старого квартала.
"Ты меняешь меня, София," – прошептал он в темноту кабинета. – "И я ещё не знаю, радоваться этому или бояться."
Глава 6: Отчаяние
София
День
Письмо выпало из стопки утренней почты, и мир покачнулся. "Уведомление о принудительном выселении…" Строчки плясали перед глазами, сливаясь в размытое пятно.
Семь дней. У нас осталось всего семь дней.
"София, милая, что с тобой?" – баба Нина тронула меня за плечо. – "Ты белая как мел!"
Я молча протянула ей письмо. Села прямо на пол среди цветов – ноги не держали. Орхидеи, которые мы недавно спасали от потопа, только-только пошли в рост. Розы готовились цвести. На верстаке ждал недоделанный свадебный букет…
"Это конец," – прошептала я. – "Всё зря. Все наши протесты, все попытки…"
"София…"
"Знаешь, что самое страшное?" – я провела рукой по старой стене, по знакомой с детства трещинке в штукатурке. – "Я ведь правда поверила. После того потопа, когда он помогал… Когда говорил про своего деда и орхидеи… Я думала, в нём проснулась совесть!"
Злые слёзы жгли глаза. Я вскочила, начала метаться по мастерской, хватая то одну, то другую