Жестокие принципы. Алина Аркади
кричат о том, что сегодня гнев Парето выльется в бешеный секс. Когда злость смешивается с возбуждением, в итоге получается нечто незабываемое, оставляющее воспоминания и желание повторения.
Но я больше не поддаюсь стеснению, поэтому так же яростно отвечаю, обхватив ладонями его лицо, и меняю положение, оказавшись сверху на мужчине. Островский ведёт ладонями по бёдрам, поднимает форму к животу и сжимает ягодицы, заставляя двигаться на нём. Сквозь ткань чувствую твёрдый член и усиливаю давление, получая в ответ шипение. Он сам затеял эту игру, и сам же недоволен её развитием, будучи возбуждённым до предела. Форма откинута в сторону, туда же отправляется и лиф, а пальцы Островского обхватывают грудь, переминая между фалангами соски, которые в ответ на его ласки становятся тугими и острыми. Тело мгновенно реагирует на прикосновения мужчины, а неудовлетворённость закручивается тугой спиралью между ног, желая его внутри.
Парето, словно обезумевший, глубоко проникает в мой рот, затягивая во властный поцелуй, спускается на подбородок, ощутимо прикусывая, скользит по шее, а затем втягивает попеременно соски, отпускает и дует, вызывая дрожь в теле. Мне нравится то, что он творит со мной, умело подстраивая под себя и не забывая удовлетворить мои потребности.
Остановившись, поднимает меня под бёдра и, быстро расстегнув брюки, спускает вместе с бельём, освобождая налитой член. Обхватываю горячий орган ладонью и провожу большим пальцем по крупной головке, растирая прозрачную каплю и вызывая сдавленный стон Островского. Вверх-вниз, пока его дыхание не становится чаще, а движения, проталкивающие член в моей ладони, быстрее. И пока я увлечённо доставляю удовольствие Парето, из ниоткуда появляется презерватив, и мужские пальцы вмиг раскатывают латекс по всей длине. Сдвинув полоску трусиков, врывается до основания и, не позволяя подстроиться, сам задаёт неистовый темп, тараня меня членом. Вырывающиеся из моего рта стоны разрывают тишину и перекликаются со всхлипами от каждого проникновения в моё лоно, а завершаются вскриком, когда я бурно кончаю и бьюсь в сладких конвульсиях. Парето догоняет спустя несколько толчков, уткнувшись в мою шею и издав звук, больше похожий на рёв животного. Сдавливает до отметин поясницу, удерживая на себе, а я тихонько стону, улавливая утихающую пульсацию члена.
С Парето я забываюсь, падая в наслаждение, которого никогда не знала, и жажду продолжения, безоговорочно принимая его правила. И пусть всегда ведёт он, не позволяя взять инициативу на себя, я приму эти правила без возражений. Сейчас есть пара минут, чтобы получить от него нечто похожее на ласку, и я прикасаюсь к сухим губам, оставляя в благодарность поцелуй, пока мои ладони скользят по шрамам на груди. Потребность прикоснуться к неровной коже, напомнив себе каждый бугорок, болезненная и необходимая. Словно каждый раз я вновь подтверждаю своё согласие на то, что вижу, и опровергаю своё непринятие его таким.
Но всё заканчивается в тот момент, когда Островский отстраняет меня, и я понимаю,