Сверхдержава. Сергей Дедович
здесь нет, – говорит рыжий и отворачивается.
Появляется женщина в белом халате, нос и глаза коршуна, взгляд на мне. Она хочет меня. Она произносит одно слово:
– Пробудился.
Смотрит на Кулака. Снова на меня. Молчит.
– Сколько мы здесь? – спрашиваю.
– Да какая уже разница, – говорит она и уходит.
Вскоре в палату заявляется Крошко – в больничной пижаме, но бодрый и на своих двоих, грызёт яблоко. Садится возле меня на табурет, противная улыбка перерастает в смех. Это злой смех, каким обычно смеются вместе со своими дружками. А Крошко может смеяться таким и без дружков. Только он так может. Я не хочу с ним разговаривать. Он знает это, поэтому говорит:
– Ну что, Маэстро. С днём второго рождения.
– Что было? – спрашиваю.
Крошко откусывает яблоко и долго хрустит, глядя мне в глаза, потом говорит:
– Я вас прикрыл. Бедро ремнём перевязал, остановил кровь. Лежу, фишку просекаю. Смотрю, рвануло, дом горит. Вы в него. Лежу дальше. Горит всё сильнее. А выстрелов, наоборот, всё меньше. И тут мне в спину кто-то дулом тычет. Оружие у меня отбирают. Смотрю – наши. Тут и дом рушится. Наши его окружают, ебучих этих монголов добивают, а своих из пламени вытаскивают. Вон и вас с товарищем сержантом вытащили. Тебе на голову люстра упала, ты отключился. Товарищ сержант вернулся, чтобы тебя спасти, а тут крыша рухнула, ему ноги отбило.
– Товарищ сержант, – я поворачиваюсь к Кулаку, едва не плача. – Спасибо, товарищ сержант…
Кулак не шевелится, как будто нас здесь нет.
– Где мы? – спрашиваю Крошко.
– Госпиталь в Бурдунах. Как выпишемся, пойдём под трибунал.
– Под трибунал?!
– Чё, память отшибло? Мы против своих воевали.
– Бля… – я вспоминаю: – а Толстый?
Крошко мотает головой.
– Бля!.. А что война? Разъебали уже ебучих монголов?
– Разъебали, конечно, – с гордостью молвит Крошко, встаёт с табурета, кладёт мне на тумбочку огрызок яблока и говорит, уходя: – как же нам этих ебучих монголов было не разъебать.
Трибунал состоялся через две недели. Ротный за нас вступился: мол, были дезориентированы противником в ходе боевых действий, к тому же сержант Кулаков проявил смекалку и героизм, спасая бойца, а теперь пребывает в невменяемом состоянии, мы же с Крошко находились под его командованием, так что с нас взятки гладки. Всё спустили на тормозах, нас оправдали.
Кулак был плох: не говорил и не проявлял никакого внимания к чему-либо и кому-либо. После трибунала Кулака отправили домой, а нас с Крошко вернули в часть проходить остаток срочной службы.
Личный состав поредел сильно: недоставало больше половины. Однако все прапорщики и офицеры остались живы. К моему удивлению, среди живых нашёлся и Брежнев – подобрали в ходе наступления. Ему сильно обожгло спину и шею, но в остальном он был невредим. Улыбался во все брови. Татарина не было – о его судьбе никто не знал. Зато по части ходила легенда о том, как погиб десантник Терминатор: мол, какая-то обезумевшая