Тамерлан. Александр Сегень
о чем только может мечтать суетный человек, кроме счастья. Искендер особенно остро почувствовал, как несчастен его хазрет.
– О-о-о! – вновь простонал Тамерлан. – Если бы ты знал, Искендер… Только не пиши этого!.. Если бы ты знал, как ужасно было получить эти раны, сделавшие меня калекой. Какое блаженство иметь здоровые и сильные руки и ноги! До того я не задумывался об этом, но когда подлые сеистанские стрелы превратили мою руку и мою ногу в малоподвижные придатки… О Аллах! Как мне было больно!..
– Поверьте, я искренне сострадаю вам, хазрет, – сказал Искендер и не соврал – в этот миг ему действительно было жаль Тамерлана. Мысль: «А как же было больно тем, кого ты казнил сотнями тысяч!» – только приближалась к его душе.
– Я верю тебе, Искендер, – с благодарностью промолвил Тамерлан. – Разве я держал бы тебя при себе, если б не верил? Что-то я раскис некстати… Продолжим. Бери перо, Искендер. После боя я отправился в сторону Гармуза. Мне пришлось пробыть там некоторое время, пока заживали мои раны. Они все же оказались серьезные. Эмира Хуссейна я отправил в сторону Бакланата, снабдив его двумя сотнями всадников. Он овладел Бакланатом и все свои устремления направил на то, чтобы только побольше себе заграбастать богатства. О том, чтобы хорошенько управлять страной, он нисколько не заботился, и его багатуры стали роптать на него.
Глава 15. Уединенная беседа под сенью тенистых чинар
Дивно хороши были многочисленные сады, устроенные Тамерланом вокруг Самарканда. Один другого краше, и в каждом – свои особенные затеи. В Баги-Дилгуше – слоны и фонтаны, в Баги-Бигиште – мосты и зверинец, в Баги-Нау – потрясающие воображение мраморные статуи, привезенные из Рума.
В Баги-Чинаране не росло никаких иных деревьев, кроме чинар, населивших огромное пространство диаметром почти в четверть фарасанга, и воздух от этого был напоен какой-то особенной, ни с чем не сравнимой свежестью, тонким ароматом, волшебно заполняющим собою все вокруг с наступлением сумерек и царящим безраздельно до самого утра. Гений множества садоводов, привезенных в Самарканд со всего Востока, превратил некогда безжизненное место в роскошный оазис, сравнимый с чарующими уголками Мазандерана и Эрзерума. Посреди царства чинар на искусственном холме возвышался увеселительный замок, выстроенный в форме креста, снаружи изукрашенный произведениями сирийских резчиков, а внутри расписанный фресками и наполненный самою изысканною мебелью, доставленной сюда со всех концов света – тяжелыми столами из чистого серебра, обширными кроватями, изготовленными в Дели и Ширазе, арабскими стульями и креслами, проделавшими далекий путь из Магриба и Египта, китайскими вазами самой различной величины, включая и такие, в которых запросто мог разместиться небольшой отряд воинов, и многим другим – полезным и бесполезным, восхитительным и забавным, массивным и изящным.
И все-таки главной достопримечательностью сада оставались чинары, которые грозными туменами обступили крестовидный дворец, будто намереваясь взять его