Дикарь. Алексей Жак
Будто бурой рамкой опоясали холст.
Сергей проник внутрь холста и удалялся, все более вгрызаясь в блеск и бриллиантовые переливы, во все то, что наделало солнце. Он шел среди перемешавшейся живой массы, но никого не замечал. Глаза его лучились, будто преломляли свет самого светила. Он делал то же, что все люди, но видел все иначе. Когда ожидал на перекрестке маневра автобуса в тесной сплоченной по-братски толпе. Для него этот автобус был судорожно извивающейся змеей, переломившейся пополам. Черная гармошка соединения половинок – не гофрированная резина, а гладкая, блестящая кожица ползучей твари. Дома – не дома, а дворцы.
Может поэтому, заглянув в киоск за пачкой сигарет, показалась ему знакомой торговавшая там молодая женщина.
– Как похожа эта женщина в своей теплой молочной тени на ту, с улыбкой, с портрета да Винчи!
В автобусе кто-то наступил ему на ногу. И на обуви, на его туфлях из коричневой кожи, с узорчатым гравированным покровом язычка появилось размазанное пятно, как след неудачной печати.
Он не шел, а почти летел по улицам и скверам, замедляясь у какой-нибудь скамейки в полутемной аллее, у парапета над тихой водой. Плутал в переулках, пересекал площади, рынки. То попадал в планетарий из зеленных крон над головой – солнечные зайчики вспыхивали вместо звезд, то оказывался в людской лавине, извергнутой из парадной двери универмага. Асфальт под ногами сменялся разрезанными плитами, в шрамах, сколах.…
Когда неожиданно посвежело, в пылающее лицо дыхнуло ветерком, вначале ласково, затем щедро, хлестко. Вокруг будто распахнулось – стало открыто и привольно, как в чистом поле. Сергей увидел арочный мост, бочкообразный канал с бетонным дном и набережную. Босой мальчуган удил рыбу, свесив ноги со среза каменного куба.
– Это там, – махнул он в сторону виднеющихся причалов и понтона к поднятому доку с остовами двух изрытых ржавчиной судов.
Исколесив всю центральную часть города, Сергей, наконец, отыскал тот злополучный завод. Вдоль затяжного кирпичного забора последние усталые шаги привели его к тихой дремлющей улочке в тени громадных кленов, изредка пробуждаемой вихрем проносимых автомашин. За сгибом ограды он обнаружил трубчатые ворота, гостеприимно отворенные, с пояском порыжевшей цепи. Рядом под крутейшим карнизом молчали двери проходной. Стеклянные глазницы вылупились любопытно. На козырьке Сергей прочел: «Судоремонтный завод».
…Через пятнадцать минут он сидел в каюте штурмана, озирался, отвыкнув от хаоса вещей, беспорядка, нечистоплотности. Горки нечистого белья, нестиранных полотенец, каких-то тряпиц, одежды валялись на чем угодно: на диванчике, постели, не убранной, со сбившейся в кучу серой простыней. В несвежем воздухе плавала пыль, и пропитан он был стойким запахом даже не сигарет, а потушенных о пепельницу окурков. В углу в свете плафона над умывальной раковиной таяла сизая тучка, утончаясь до лебяжьего перышка и скользя в направлении дверной