Дикарь. Алексей Жак
В штурманской рубке на карте едва видимый прочерк карандаша сделал продольный разрез на голубой, исполосованной лекальными линиями глубин, шкуре Средиземки. Отважно нырнул между зубьями двух материков и сорвался вниз, упершись в ось параллелей. Продолжил на другой карте, где сразу бросалось в глаза фыркающее «Африка».
Каждое утро, выходя на шкафут, Дикарев здоровался с морем. Узнавал и не узнавал.
– Какого цвета мы сегодня, старый приятель? Зеленное, фиолетовое, серое, желтое? – спрашивал, и получал в ответ сноп соленых брызг в лицо. – Чудесно, чудесно!
В самом Гибралтаре, словно соблазнившись прохладой под пальмами и у фонтанов, пароход повернул в сторону игрушечного города с расставленными в защитном порядке белыми шашками топливных емкостей.
– Сеута, Сеута! – выкрикивал с мостика кто-то малопонятные слова.
Упершись железным крашеным боком в резину кранцев, гигант всю ночь глотал маслянистую жидкость, приложившись взасос к толстому шлангу и пуская слюни с соединительного фланца в цинковый таз и на подстеленную ветошь. Дальше поплыл мимо бескрайних песков Сахары, уже нигде не находя спасения от палящих лучей среди равнодушной Атлантики.
Пески, пески, негры, пальмы, пальмы. Как в сказке, на рассвете следующего дня показались в дымке острова. Самый большой из них высоченными пиками целился в небо, будто в мишень. Вот он все ближе и ближе. Больше и больше. Заслонил уже весь горизонт.
Видно, даже отсюда, насколько громаден порт. Портовых сооружений и причалов не много, но весь близлежащий участок суши застроен на многие километры вширь и ввысь так плотно, что охватить единым взглядом этого монстра не представлялось возможным.
Теперь всё как на ладони. Грандиозное зрелище, что там опера в Большом.
Форштевень на полном ходу режет зеркало воды, погружая нож не глубоко, только касаясь по верху. Вода шипит, плавится, как будто нож раскален докрасна, скручивается ветхим пергаментом. Вдруг железная птица замирает. Скрипит несмазанный винт тормоза якорного механизма, скрежещет цепь, стряхивая с себя оранжевую пыль.
– Плюх, – говорит черная корявая масса за бортом.
При виде с внутреннего рейда на открывающуюся панораму приходит на ум: «Ур-р-р-рбанизация». Гостеприимная испанская колония – достояние всего человечества. С роскошной экзотикой. С великим множеством туристов, соблазнившихся произраставшими здесь райскими плодами и негой приближенных к богам, вкусившими небесные прелести не там, а тут – на земле.
Опять пляжи. Только теперь вооруженные до зубов всем необходимым: яхт-клубы, лодочные станции, эстакады, волнорезы – все это по побережью, а в глубине: отели, рестораны, дома с оригинальными балконами и пандусами, бары на первых этажах, апартаменты выше. Те же магазины, встречающие и неотвязно сопровождающие строгой и дружной компанией зеркал, кафеля, стекла, пластика, иногда дерева, хвалебно