Четыре в одном. Лирика, пародии, байки Лопатино, Жы-Зо-Па. Софья Сладенько
когда я вернусь»,
нежданно, непрошено вырвусь из высшего плена
и грохнусь кометой, ломая пространство Вселенной,
под крики людей «поглядите-ка – нильсовский гусь!»…
«Когда я вернусь,
о, когда я вернусь»
И ладно бы, «здравствуй», так нет же – пронзительный крик.
Истёрлись шестёрки на черепе хитрого зверя,
три целых четырнадцать сотых – порог недоверья
в проёме седого жилища, где Мартин – старик…
Дождись же, старик…
Не дождался и сник.
Как слепки из гипса, остались следы на песке.
Волна избегает касаться их мокрой рукою.
Да что же могло надломиться в сознанье такое,
что радостно пьёт одиночество в смертной тоске?
В смертельной тоске…
Видно, прав был аскет.
Всё реже тебе буду сниться, разбитая Русь,
в постели Земли, параллельной забытой планете.
И может быть, кто-то всплакнёт об ушедшем поэте,
не ведая, что, отлежавшись, однажды вернусь.
«Когда я вернусь…
А когда я вернусь?..»
тук
От бессмысленных потуг
всё тревожней перестук…
Тук – тук, тук – тук…
Тук – на кухне… церковь… дети,
тук – разорванный билетик,
тук – с утра не с той ноги,
тук – болеют старики,
тук – слабею на посту…
ту…
кто ответит мне?..
«Что за дом притих, погружен во мрак…»
(В. Высоцкий)
Что за дом стоит, обесцвеченный?
Обезвоженно-перекошеный?
То, что криво всё – так не вечное,
поразъело сруб злое прошлое.
В погребах рассол,
в голове бардак.
Если барин зол,
значит всё не так.
Если дьяконы
по ночам – в «кинга́»,
знать, двоякая
у жильца судьба.
Может жили бы в свете-радости,
кабы мыслили незашоренно.
Меньше пили бы всякой гадости,
реже охали: «Ой, же, горе нам!»
Незнакомец, брысь,
неугодных – в печь.
Где наколка «рысь»,
там гуляет меч.
В горизонт столбы
под повешенных.
Господа-рабы
в хоре бешеном.
То, что чёрно всё – свечи стаяли,
по окрестностям – крики склочные.
Если во́роны – значит, стаями.
Если рыцари – одиночками.
Лебедей – под нож,
самогон – рекой.
Вылезать из кож —
это стиль такой.
Замутить хлебло,
в травах варево,
чтобы горло жгло,
чтобы вставило!
Едкий пар с болот затекает в дом,
оседая в нас, жизнью раненных.
И в который раз обмахнёт хвостом
зверь испуганно лоб в испарине…
В этом мире жизнь кровожадная,
с ног на голову перевёрнута.
Все мы