Четыре в одном. Лирика, пародии, байки Лопатино, Жы-Зо-Па. Софья Сладенько
луково…
Но хорошее!»
а может…
Всё так же кот из блюдечка лакал,
подмаргивал аквариумной рыбке.
Всё тот же у бухгалтерши оскал,
далёкий от джокондовской улыбки.
Всё тот же гвалт безумной шантрапы,
дерущей у подъезда те же глотки.
Подъём не изменился у стопы,
натруженной уродливой колодкой.
Всё тот же низкорослый президент.
Пантагрюэль по-прежнему худеет.
Опять у Дзю случайно пресс задет,
сверкает крест под рясой у халдея…
По сути не меняется страна.
Не будет от родимой много проку,
покуда не раздавит астронавт
ту бабочку… из жуткого далёка.
недолёт-перелёт
Не из пестиков-тычинок,
не из шариков икры,
рождена. И беспричинно
я ломаю стиль игры.
Не игры, а так, прелюдий,
чем не больно дорожим.
И палю из всех орудий
по своим да по чужим…
Заряжающий орёт:
«Слава Богу, недолёт!»
Кто с крестами на погонах,
кто со звёздами в душе.
От напитков мочегонных
недержанье в шалаше.
Не орда, а так, Ордынка,
не войска, а чёрти что.
В развалившихся ботинках
солдатня в полупальто…
Заряжающий орёт:
«Слава Богу, перелёт!»
всё в прошлом… в божественном прошлом
Всё в прошлом… В таинственном прошлом, где плыли с тобой по-старинке, под шип зарубежной пластинки. Винил расщепляя в крошево. Прыгали в мягкое облако, зарываясь в него, как в вату. А ветер, во всём виноватый, таскал нас по небу волоком. Ломали мы крылья и судьбы, пытаясь забраться повыше… Это в прошлом всё, в прошлом… слышишь?.. Паутинки с памяти сдуть бы…
Современные ангелы – пшик… Не крылья – турбины-дизели несправедливо унизили величавость наивной души… Всё в прошлом, в божественном прошлом… И клею я пёрышки детям, учу, как использовать ветер над тем пустырём заброшенным, где тропиночки сверху – вены. Протоптаны серою массой, считающей, что безопасно заламывать бешено крены…
песня…
Не оплакивай судьбы умирающей —
будет день и будет пища для разума.
Безрассудная любовь – сука та ещё,
по ошибке кем-то вечною названа.
Не покажется ни много, ни мало мне.
От предательства ни жарко, ни холодно.
Принц в итоге – не работник, а баловень,
ежечасно поминающий Воланда.
Посчитаю ночью в небе на «раз» Луну,
а на «два» назвать бы Марс, да не вижу я.
Кто хоромы возведёт, кто напраслину.
Я фундамент заложу. Кто-то – ближнего.
Хлещет в сердце рой снежинок игольчатых —
не укроешься от них и не спрячешься.
Где-то тренькают в тиши колокольчики,
рассыпаясь серебром на молящихся.
Недокручены болты, недоверчены.
Перепутаны причина и следствие.
И прищурилась