Преступление и наказание в России раннего Нового времени. Нэнси Шилдс Коллманн
Михаил Светников отказывается ходить на работу, несмотря на все увещевания. Документальная форма «явки» часто использовалась для того, чтобы обосновать невиновность ее подателя. Например, шуйский губной староста извещал в 1626 году о незаконной торговле вином и воровстве кабацкого дохода, о чем ему стало известно от кабацкого дьячка и одной горожанки[272]. Таким же образом мценский воевода в 1635 году, как упоминалось в начале второй главы, жаловался царю, что его подьячего избрали в качестве губного дьячка; воевода опасался для себя опалы, если без делопроизводителя в съезжей избе произойдет «поруха» государеву делу. Еще более драматично развивались события, когда в 1641 году подьячий обвинил брянского воеводу в измене; тот созвал всех представителей местной элиты и перед ними публично отверг обвинения и пытался отдать им «городовые и острожные» ключи, грозя скорее уйти, чем терпеть подобную клевету. В допросе подьячий признался, что его обвинения были ложными, вызванными страхом грозившего ему, по приказу воеводы, избиения. О воеводе он говорил, что тот «человек жестокий, бьет без пощады». Разрядный приказ, расследовавший эту безобразную ссору, оставил воеводу на должности, а подьячего строго отчитал за ложное обвинение, что было довольно мягким наказанием. Примеры подобной самозащиты можно легко умножить[273].
Служилые люди столь напористо оправдывались по ряду причин: они опасались телесных наказаний, штрафов, конфискации земель и потери дохода, которыми грозило государство. Они также пеклись о своей личной чести: быть ложно обвиненным в неповиновении царю (а коррупция воспринималась именно так); это серьезное оскорбление, на которое нельзя не ответить. Государство также было весьма заинтересовано в наказании коррупции: благодаря этому оберегались имеющиеся скудные ресурсы и осуществлялась обязанность царя по защите своих подданных. Власть наказывала, когда она могла это сделать, но существовали структурные препятствия к подлинно эффективному управлению чиновничеством.
Борьба с коррупцией
В 1620 году царь Михаил Романов так определил коррупцию в одном из указов: «В городех воеводы и приказные люди наши всякие дела делают не по нашему указу, и монастырем, и служилым, и посадцким, и уездным, и приезжим всяким людем чинят насилства, и убытки, и продажи великие, и посулы, и поминки, и кормы емлют многие». Его правление было печально известно появлением так называемых «сильных людей», против которых часто возникали коллективные челобитные, спровоцированные их манипулированием судами на местах[274]. Подобным образом Григорий Котошихин, возможно, с некоторой горечью по отношению к своим бывшим коллегам, обвинял приказных судей: «Ни во что их есть вера и заклинателство, и наказания не страшатся, от прелести очей своих и мысли содержати не могут и руки свои ко взятию скоро допущают, хотя не сами собою, однако по задней леснице чрез жену, или дочерь… Однако чрез такую их прелесть приводит душа их, злоиманием, в пучину
ПДП. № 206 (1618). СИДГ. № 218 (1628). ПДП. № 127 (1626).
АМГ. Т. II. № 11 (1635). СИГД. № 204 (1641), цит. на с. 361. Другие примеры:
ЗА. № 98 (1620). Коррупция в Московском государстве: