Любовь, опрокинувшая троны. Александр Прозоров
за поленницу, зло сплюнул:
– Сбежал! Корела, ты его видел?
– Осип это был, няньки Волоховой сын, – отозвался с крыльца казак. – И чего дальше будет, Михаил Федорович?
– Стряпчих в реку, и скажем, что не видели. Ушли и пропали. Холопов туда же, и концы в воду. Сестре велю не искать. И няньку выпороть, дабы впредь за приметами следила! Вот токмо Осипа надобно обязательно словить, – озабоченно добавил боярин Нагой. – Много лишнего видел. И этих…
«Эти» еще бегали по двору, отчаянно пытаясь спасти свои жизни. Писарь, проползя под амбаром, попытался зарыться в сено. Однако многоопытные в грабежах казаки сразу заметили странное шевеление сухой травы и принялись колоть сеновал пиками. Вскоре болезненный вскрик показал им, где находится жертва. Несчастного выволокли за ноги и беззлобно добили усеянным железными шипами шестопером.
Данила Третьяков оказался чуть более везучим – заметил приоткрытую дверь, заскочил в нее, накинул крючок, побежал наверх по ступеням. Однако стряпчий отлично знал, что рано или поздно его все равно найдут и убьют. Он так и не понял, что вдруг такое случилось, и с чего боярин Нагой внезапно взъярился на молодого стряпчего? Но очевидца сего душегубства Михаил Федорович в живых, понятно, не оставит.
За дворцом же с плачем и воем улепетывали от приказчика Русина Ракова семилетние мальчишки. Они тоже ничего не понимали, и им тоже хотелось жить, а не валяться в лужах крови, как двое зарезанных у них на глазах добрых людей.
– Вели казакам закрыть ворота и никого не выпускать, – почти успокоившись, распорядился Михаил Федорович. – Надобно Осипа словить, от тел избавиться да сыск небольшой провести, кто чего видел и слышал? А то как бы кроме сих холопов, – боярин кивнул на крыльцо, – еще какие лишние глаза не случились…
И тут над Угличским кремлем оглушительно запел, зазвенел набатный колокол!
– Кабаний клык мне в печень! – только и смог выдохнуть боярин. – Кто-о?!
Это был Данила Третьяков. Добежав наконец-то до верха лестницы, он внезапно нашел свой путь к спасению и теперь что есть силы раскачивал тяжелый язык могучего набата, поднимая на ноги весь огромный город.
– Только бы успели, только бы прибежали! – громко молился он небесам, с надеждой глядя на ворота.
Если появятся люди, если он успеет крикнуть им со звонницы о случившемся душегубстве, то они защитят, убийства не попустят. Резать его прилюдно никто не посмеет.
Но первыми песню древнего колокола услышали, понятно, казаки. С легкостью выбив дверь на звонницу, сразу пятеро бывалых воинов забежали наверх.
– Лю-юди!!! – закричал им Данила, указывая на вбегающих в ворота угличан. Горожане, схватив кто вилы, кто копье, кто просто железную палку или оглоблю, бежали на помощь своему удельному князю. – Они увидя-а-а!..
Казаки не стали смотреть на ворота, а просто перекинули его через перила поджидающим внизу товарищам, и те тут же добили все еще хрипло дышащего мужчину.
– Где беда? –