Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.. П. В. Ильин
полка, присутствие в качестве представителя полка на собрании у Оболенского и, по крайней мере, двукратное посещение квартиры Рылеева 12 декабря.
Можно ли считать, что другие офицеры Финляндского полка были присоединены к тайному обществу параллельно с вовлечением в заговор? На этот вопрос трудно дать определенный ответ. При оценке свидетельств нужно иметь в виду следующее. На следствии были получены достоверные данные о том, что офицерам-финляндцам стала известной «ближайшая» цель готовящегося выступления: сопротивление «незаконной» присяге. В качестве отголоска политических задач тайного общества они узнали от Оболенского, что существует завещание Александра I, в котором убавляется срок службы солдатам и прибавляется жалованье[273]. Очевидно, эти данные должны были использоваться для увлечения нижних чинов. Как уже отмечалось, согласно неучтенному следствием показанию Оболенского офицеры узнали о существовании тайного общества и конечной цели выступления – созыве «всеобщего собора» и изменении характера «правления». Они согласились участвовать в выступлении, но не выразили, как можно понять из этого показания, сочувствия объявленным политическим планам. Таким образом, следует заключить, что процедура приема, если она имела место, не получила завершения, и, по-видимому, финляндцы ограничились участием в заговоре против новой присяги.
Офицеры Московского полка М. А. Бестужев и Д. А. Щепин-Ростовский открыли участие в заговоре своих однополчан А. А. Бекетова, А. А. Корнилова, А. С. Кушелева, П. И. Цицианова. Все они не привлекались к допросам в Следственном комитете[274].
Об участии Корнилова в заговоре стало известно уже к 28 декабря. В журнале Комитета после рассмотрения показаний Щепина-Ростовского было отмечено, что «поименованные» в них офицеры-московцы Броке, Волков, Кудашев и Корнилов должны быть привлечены к расследованию: их предлагалось «…взяв, допросить». Однако у Николая I было другое мнение, о чем говорит помета А. И. Татищева на докладной записке: «Высочайше поведено по надобности требовать к себе в Комитет, но не арестовывать. 29 декабря»[275]. Такое распоряжение было отнесено и к другим офицерам Московского полка. Император усматривал, что полученные показания не содержат данные о принадлежности офицеров к тайному обществу или участии в заговоре со знанием политической цели. Следствие согласилось, что офицеры могли быть в «заблуждении» относительно правомерности новой присяги, т. е. находились в том же положении, что и солдаты Московского полка, прощенные императором. Было решено собрать о названных лицах дополнительные данные: «Взять офицеров сих только тогда, когда необходимо нужно будет»[276]. Тем временем проводилось расследование в полку; офицеры привлекались к допросам полковой следственной комиссией; по некоторым данным, они были арестованы. Часть сведений, собранных в полку (главным образом, среди
ВД. Т. XV. С. 210.
Признанные более виновными офицеры Московского полка, обнаруженные показаниями Бестужева и Щепина-Ростовского (А. А. Броке, В. Ф. Волков, М. Ф. Кудашев), были привлечены к ответственности и наказаны без суда.
ВД. Т. XVI. С. 40, 229.
ВД. Т. XVI. С. 301.