Тексты. А. Попов
как любая философия.
– Философия… Я вовсе не вижу в философии ничего дурного, просто я позволил себе немного пофантазировать. Вдруг моя судьба сложится так, подумал я, что мне из всего этого суждено выйти целым и невредимым. Что тогда? Опасаюсь, господа, что моя жизнь будет совсем не такой, как вы мне пожелали только что.
Шорин вздохнул.
– Да, если мы не уничтожим большевизм… – воспользовался паузой Рыльский.
– Да при чем здесь опять большевизм? – воскликнул Шорин. – Вот представьте, подпоручик, старость. Ваша жизнь… Ну, вы как песчинка, понимаете? Вас закрутило, понесло помимо вашей воли, и вот она, ваша жизнь, уже почти кончилась. Не знаю, как еще сказать, но я, господа, почему-то сегодня очень отчетливо представил, как это, возможно, будет со мной. Увы, отнюдь не весело все будет. Но что там… И вот тогда, когда я почувствую приближение смерти, – лицо Шорина вдруг просветлело, словно с него сошла какая-то едва заметная тень, – тогда я найду маленького мальчика и…
Все случилось внезапно. Потом уже трудно было сказать, кто первым услышал отдаленные крики команд и раньше других вскочил с места. Звякнули резко отброшенные на скатерть приборы, глухо разбился о доски пола упавший в суматохе стакан; все разом кинулись к двери.
А когда они выскочили из избы, где-то на краю селения уже стреляли.
* * *
«Шестнадцать двадцать пять! Ничего себе!» – в ужасе подумал Сидоров и в очередной раз безнадежно поднял руку.
Мимо него по разогретому ярким южным солнцем асфальту с шипением и свистом неслись машины. Их водители, как казалось Сидорову, взирали на него со своих комфортабельных и уютных мест за блестящими оболочками привлекательных «Жигулей» и респектабельных «Волг» со злорадством и презрением. «Ну и стой на жаре, мучайся, – как бы говорили их взгляды. – Опаздываешь? Ну и опаздывай. А мы поедем дальше, и нам здесь, в автомобилях, совсем не плохо». Некоторые, правда, кидали на Сидорова извиняющиеся взгляды и даже подчас показывали жестом, мол, рад бы, старик, да не могу. Это давало надежду, но не меняло положения вещей.
За те двадцать минут, которые Сидоров стоял у дороги, один автомобиль, впрочем, остановился, но его перехватили два каких-то парня – то ли грузина, то ли армянина. «Вы что, я же в аэропорт опаздываю!» – пытался возразить Сидоров. «Ти-и?! – проговорил один из них, бесцеремонно оттесняя его от машины. – Ми же тут раньше тэбя пришли».
Этот инцидент оставил у Сидорова сильное чувство злости и раздражения. Раздражения в основном на себя – за то, что вот так, ни за что ни про что позволил увести машину прямо у себя из-под носа. Сейчас бы он уже минут десять ехал, откинувшись в мягком кресле с подголовником и, наверное, вскоре догнал бы тот злосчастный автобус, на который он так до боли глупо опоздал. Опоздал… Из-за своей же вялости и безалаберности. Вот всегда так!
– Эй, такси, такси!
Ну вот, наконец-то! Метрах в тридцати от Сидорова остановилась новенькая