Патриотический подъем в странах Антанты в начале Первой мировой войны. Николай Юдин
В основе мировоззрения французской правящей элиты лежали глубоко укоренившиеся представления о необходимости радикального ослабления Германской империи для обеспечения безопасности восточных границ Франции; о перманентной угрозе, исходящей от экспансионистского внешнеполитического курса Германии, подкрепленного военным и экономическим потенциалом этой страны. В сложившейся в июле 1914 года ситуации Франция гарантированно могла рассчитывать на вооруженное вмешательство России в случае франко-германского конфликта. Поэтому все усилия французских дипломатов, политиков и военных в тот период были направлены на поощрение жесткой линии царского правительства в отношении Австро-Венгрии и Германии, предоставление ему гарантий военной поддержки со стороны Франции[161], что в определенной мере отразилось в публикациях официозных и консервативных изданий. Хотя в первые дни после опубликования ультиматума официальная позиция французского правительства отличалась пассивностью и неясностью[162] (президент и глава правительства еще не вернулись из своего морского путешествия в Петербург и поддерживали связь с Парижем исключительно посредством телеграфа)[163], курс на полную (в том числе и военную) поддержку Российской империи был уже принят[164].
Этой политике противостояла сильная оппозиция, представленная главным образом французскими социалистами и анархистами. Они также признавали глубину франко-германских противоречий, но предлагали иной, мирный, способ их разрешения, основанный на интернационалистских идеях и ценностях. Впрочем, левые не были едины во взглядах на практические формы реализации интернационалистских постулатов, что ослабляло антивоенную оппозицию. Несмотря на это, правящие элиты вынуждены были учитывать опасность внутренних потрясений, спровоцированных левыми, опиравшимися на поддержку организованных рабочих, поэтому военные приготовления проводились без лишней огласки.
Большим своеобразием отличалась позиция Англии. В Форин Офис, кабинете министров и парламенте существовали разные, подчас диаметрально противоположные, взгляды на место Англии в системе международных отношений вообще и внутри Антанты в частности. С одной стороны, целый ряд видных сотрудников Форин Офис выступал за всемерное сближение с Россией и Францией и необходимость их решительной поддержки в разразившемся кризисе. В эту группу мы бы отнесли, прежде всего, постоянного помощника министра иностранных дел Великобритании А. Никольсона и посла в Петербурге Дж. Бьюкенена. С другой стороны, против подобного курса открыто выступила часть министров, английские радикалы и лейбористы в парламенте. Для них были характерны устойчивые представления об угрозе, исходившей от самодержавной России, которая представлялась им агрессивным авторитарным государством с непредсказуемой и коварной внешней политикой[165]. Их взгляды были широко представлены в публикациях
Сергеев Е. Ю., Улунян Ар. А. Указ. соч. С. 340.
АВПРИ. Ф. 133. Оп. 470.1914 г. Д. 378. Л. 58.
JollJ.Op.cit.R16—17.
Mulligan W. Op. cit. Р. 219.
АМАЕ. Correspondance politique et commerciale, 1896–1918. Nouvelle serie. Grande Bretagne. Vol. 22. P. 165–166, 174–176; The Contemporary Review. Vol. 105. 1914, June. P. 868–869; Riddell G. The Riddell Diaries, 1908–1923. London, 1986. P. 87; Игнатьев А. В. Русско-английские отношения накануне Первой мировой войны, 1908–1914. М., 1962. С. 226; Сенокосов А. Г. Указ. соч. С. 238; Hazlehurst C. Politicians at War. July 1914 to May 1915. London, 1971. P. 33–34.