Сеть Сирано. Наталья Сергеевна Потёмина
и сказать, – растерялась тетка.
До нее именно в этот момент дошло, что все эти учебные бдения в сайтах знакомств, привнесли в ее серую жизнь какую-то свежую, приятно бодрящую струю.
– Представляешь, Надь, я вот только сейчас, буквально сию минуту поняла, что мир – он большой! Мир, Надь, не побоюсь этого слова, он – громадный! И одновременно, он очень маленький и компактный. Даже, я бы сказала, тесный. И буквально под завязку набитый людьми. И эти люди в нем как медведи. Толкаются, дерутся, в лучшем случае трутся друг о друга спинами, а глазами в глаза посмотреть не решаются. А ты спроси, почему, Надь?
Чигавонина молча пожала плечами. Тетка вышла из-за стола и открыла форточку.
– Душно как-то, не находишь? – она выудила из пачки сигарету и снова задумалась.
– Почему, Тань? – подала голос Надька.
– А потому, Надь, что боятся! – оживилась тетка, – потому, Надь, что в стае зверей прямой взгляд – это явная агрессия. Наглая, ничем не прикрытая угроза. И вот мы все бежим от этого кошмара, спасаемся, прячемся в своих заповедных скорлупках, футлярах, панцирях. Мы, Надь, как улитки-скопидомки: зыркнули сердито и в кусты. А мир, Надь, я повторюсь, большой! Он, Надь, ведь для того и предназначен, чтоб люди в него заходили иногда энергию свою поизлучать. Поделиться ею с другими людьми. Ну и получать от них взамен ответные импульсы. Люди, Надь, они ведь, как аккумуляторные батарейки. Им подзарядка нужна. В виде простого человеческого общения. А когда такового не происходит, страшные, Надь, вещи происходят.
Чигавонина сидела на стуле в напряженной позе изваяния с острова Пасхи: спина прямая, руки по швам.
– Вот, возьми, Надь, хотя бы меня, – тетка снова задумалась, – Стою я перед тобой, простая русская баба… И вот скажи ты мне Надя, какие у меня в жизни были простые бабьи радости?
Надька неопределенно дернула плечами, но, уловив привычную волну, облегченно вздохнула:
– Да какие у тебя радости, Тань? Такие же, как и у меня. Девок поднять, с голоду не загнуться, внуков дождаться – вот оно наше общее с тобой счастье. Не было бы, типа, войны…
– Это все, Надь, понятно, а вот так чтобы конкретно, только для себя? Личная жизнь и все такое?
– Да какая, Тань, личная жизнь! – всплеснула руками Чигавонина, – не смеши меня. Пару охранников, пару водителей, Толик участковый и одна случайная связь с врачом-окулистом.
– Нет, Надь, я не про это. Я, Надь, про душу твою спрашиваю. Была ли она у тебя когда-нибудь так сильно задета, чтоб дышать было больно?
– Так ведь Епифанов, Таня! Он и меня, и Витку нашу так злостно задел, что как живые остались непонятно.
– А у меня, Надь, представляешь, – тетка покончила с сигаретой, – ничего такого не было.
– И не будет уже, Тань, слава богу!
– Да я и сама, Надь, понимаю, но почему-то именно теперь сдаваться не хочется. Поманило меня что-то издалека…
Тетка опять задумалась, Чигавонина захрустела огурцом.
– Вот