Последняя ведьма Гарца. Галина Яцковская
в ручье. Откуда же брать человеческие души? Кого соблазнять, искушать по всем правилам адского искусства? Душу прикупить задешево не у кого, потому как ни души. Пугнуть из-за куста и то некого. И придумал черт. Взял однажды ночью большой мешок и, пока Всевышний спал, насобирал себе деревень из долин. Полный мешок наворовал! Крестьяне и не заметили, как их деревни у черта в мешке оказались. Ведь когда ночь, так что у Господа в корзинке, что у черта в мешке, все одно темень. Только приснился всем один и тот же сон, что взлетают они над горами и к звездочкам устремляются. Черт бы и побольше деревень оттяпал, но тут солнце, почуяв неладное, стало всходить раньше времени. Нечистый переполошился и скорей удирать к себе в горы. Скачет по камням, сам довольный, что ловко так Всевышнего обдурил. Мешок за ним волочится, по камням бьется. У крестьян в мешке аж горшки с полок посыпались. А в одной деревне церковь была с высокой остроконечной колоколенкой. И острие этой колоколенки возьми да и продери чертов мешок насквозь. Ветхий уже мешок-то был, чего только черт в нем не таскал: и уголек для адских костров, и сковородки на кухню, и души людские грешные. Это по службе. Но и для себя тоже, так, по мелочи: где шмат сала слямзит, где подковки у кузнеца для копыт своих уволочет, где чулочки шерстяные с веревки снимет. Зимой-то в горах без людей и холодно, и голодно. Так что проткнуть чертов мешок и гвоздик мог. А тут колокольня. Он не замечает ничего, скачет дальше. А дыра от тряски все больше и больше становится. Потом раз! – и вывалилась в прореху целая деревня. Поглядел черт, как она вниз посыпалась. Да не жалко, небогатая. Плюнул и говорит „Да иди ты! Тьфу!“ Так и стала деревня та называться Дитфурт. Утром проснулись крестьяне в своих домишках, смотрят, посуда переколочена, двери перекошены, крыши кое-где съехали, скотина перемешалась, а сама деревня стоит на самом берегу чистой речки Боде. Живописно так раскинулась. Понравилось им. Починили все, стали жить. А от тряски в головах сделались очень умными. Однажды, к примеру, велела им аббатиса Матильда, настоятельница женского монастыря в Кведлинбурге, доставить к празднику Святой Пасхи восемь тысяч яиц. Уж не буду тебе рассказывать, как дитфурцам эти яйца жалко отдавать было и как они потом всей деревней да со слезами эти яйца пересчитывали. Но надо же было еще и на монастырскую кухню дань доставить. А путь неближний, да по горам. Запрягли быка в крепкий воз, постелили соломки, стали яйца грузить. Но тех так много было, что никак они на возу не умещались, все скатывались. Как быть? Тут одна крестьянка вышла вперед и говорит: „Земляки! А давайте мы яйца эти утрамбуем!“ Сказано сделано. Скинул кузнец башмаки, запрыгнул на воз и ну яйца трамбовать. Народ стоит вокруг, веселится, хохочет, крестьянку хвалит. Да и то, говорю же, умные все стали в Дитфурте, особенно женщины. У кузнеца ноги по колено желтые, брызги с воза летят, лица у всех будто в рыжих веснушках, ну чисто солнышки. Хороший праздник вышел в деревне. Черт наблюдал за всем за этим с навозной кучи, где стоял под видом черного петуха. Да, думал, эти