Тетради 2002—2005 годов. Александр Петрушкин
поскольку очень поздно.
И как мне рассказать про гелий водород,
про мать своих детей (чуть не сказал потомков)
про то, как бродит сын уже четвертый год,
и как топочет дочь среди моих обломков.
Они по миру прут, как радостная смерть,
как радостная смерть отца и материнства.
А я гляжу на них и продолжаю петь,
хотя давно готов икать и материться.
Пересечем же Стикс или худой Миасс
промежду арматур, известки, пятен меди,
покуда желтый дождь, который кровь заменит,
впадает кое-как, но непременно – в нас.
«Прожив без меня две жизни – ты научилась ждать…»
Прожив без меня две жизни – ты научилась ждать
пока тебя память сотрет до рифмы и, вымолвив – жаль,
Хронос посмотрит вслед и увидит в себе: как ты
примеряешь к морщине своей промежуток моей пустоты.
Только тогда ты отпустишь меня навсегда – и я,
как свободу свою, твои обрету края.
Протей
Не проверяй заметок,
не оставляй следов,
когда идешь по воде —
не взбаламуть песок.
Каждый прошедший сквозь нас —
что-то унес к берегам
своим: посчитай, что – кровь,
и точно сойдешь с ума.
Если смотреть в окно,
то можно увидеть смерть,
которая в нас живет и нас
оживляет. Терпеть
себя не учись – когда
научишься – полетишь
мимо серых камней.
Не подрезай камыш,
чтобы гнездо иметь.
Трескается каблук:
встреча – наверное есть
тягчайшая из разлук.
Когда возвратишься в дом —
припомни хоть треть имен,
твой дом населивших: с другими —
сделай вид, что знаком.
Речь твоя, что вода
и вымывает тебя,
и, как прозрачный Протей,
ты ее плоть обретя,
выльешься скоро прочь
и потечешь в детей
и потому – не думай,
как будешь выглядеть. Сшей
рубаху, спали утюг
и заберись на чердак,
и заключи с артритом
своим кратковременный пакт.
Так и глазей в свой зрачок
и в темноте его
свернись, как когда-то кровь,
бывшая до всего.
«Первоначально будет ночь и отпечатки на вина…»
Первоначально будет ночь и отпечатки на вина
Бутылке тонкой – дым и сын, и сны бессмысленные. Дна
Не рассмотреть, а рассказать… шумел камыш… из камыша
Торчала ветка, и гореть вода спешила, не спеша.
Утяжеляла веки тьма. Стояла легкая тоска.
И смерть была – недалеко, а жизнь – близка.
Валгалла
Этот валяющийся шерстяной птенец в бледном балтийском штиле
теряется, когда смотрит на восток. После рассказов, в таком