Последний сеанс. Дарья Викторовна Чаликова
то женское, то мужское обличье. Далее немного доказательств. Маскируется герой программы плохо. Всем видно – крупным планом стройные ноги Воронович – ноги эти скорее мужские, чем женские. Всем видно – крупным планом Лисич в растянутом длинном свитере с капюшоном – женская грудь замаскирована под горб!
– Таким образом, нами установлено совершенно точно. Не существует по отдельности экзорцистов Воронович и Лисич. Есть один человек Лисич-Воронович. Но – томный взгляд подведенных глаз на зрителей – человек ли это? Заставка, реклама.
Воронович взвыла, швырнула утюгом в телевизор. Поревела, покурила, умылась холодной водой, сделала макияж. Выписала от своего имени на свое имя рецепт на транквилизаторы, достала из сумки печать, подышала, решительно трахнула на рецепт. Спустилась к машине и поехала на работу.
Лисич, напротив, обожал метро. Там, с развернутыми на коленях цветными таблоидами, обитали его поклонницы. Лисича узнавали в поездах, просили об автографах и сфотографироваться на фоне уплывающих вагонов. Было даже, что две неуклюжие тетки в длинных черных юбках и черных платках на голове с шепотом «он!», переходящим в радостный визг «Он! он!», скакали за ним по эскалатору, чтобы поцеловать нижний краешек его длинного вязаного свитера. Пока одна целовала, другая незаметно вырезала кусочек вязаной ткани с правого бока на сувенир.
Лисич целый день смеялся, просовывал два скрюченных пальца в аккуратную дырку на боку и каркал:
– Заплатку ведь можно поставить, а? Хороший свитер! Люблю!
Мистическая чушь вокруг сеансов работала не только на популярность психотерапевтов, но и на эффективность самого Метода. Клиенты, уверовав во всемогущество наставников, исцелялись, бывало, мгновенно. Впечатлительные девушки в разгар спектакля ненависти вдруг бросались на пол и бились в конвульсиях. На сцену вбегали врач с двумя санитарами, уносили девушек в комнатку с кушеткой, где приводили в чувство. Неопределенно верующая Воронович отворачивались и украдкой быстро-быстро крестилась. Девушки стуча зубами об край стакана с водой и блестя глазами с восторгом рассказывали, как что-то почувствовали. Почувствовали, как нечто чужое и злое оставляет их навсегда-навсегда. И это было прекрасно. Страшно. Но прекрасно!
Даже Лисич после такого был немного не в себе. Тер подбородок, рассыпая пепел с сигареты, и, как бы извиняясь, бормотал:
– Вроде бы хорошее дело делаем. Но ощущение… Что всех наебали.
С днем рождения, Лисич!
В тот день, когда Лисичу исполнилось 70, он снова почувствовал, что устал. Совсем устал.
– Надоело мне все, – равнодушно каркнул Лисич. – Давай дальше сама.
Воронович ни слова не сказала против. Ни о чем не спросила. Сама, так сама.
Они сидели вдвоем за праздничным столом в загородном просторном доме дачного поселка, некогда принадлежащему институту таких-сяких наук трам-па-пам СССР. Пушистые лапы полувековых сосен упирались в окна веранды