Последний сеанс. Дарья Викторовна Чаликова
перерыва на переезд и ремонт, а, главное, ухода Лисича в загородное сосновое небытие, от театра отвалилась большая часть не в меру восторженных мистически настроенных дамочек. Сеансы освобождения от ненависти проходили сравнительно спокойно и миролюбиво.
Врач, аккуратно подогнув коленка к коленке длинные ноги, сладко отсыпал на короткой кушетке ночные часы дежурства у кроватки новорожденного сына. Санитары откровенно скучали в коридоре, толстели и тупели. Секретарша сидела в соцсетях, на сайтах знакомств и по три раза на дню ходила в кафе есть пирожные. Бухгалтер занялась строительством дачи. В рабочие часы она с вожделением рассматривала в интернете картинки вагонки, плитки, бревен и строительных перекрытий. Покой заслужили все.
Как бывшие военные, в молодости угодившие в горячую точку, а сейчас семьянины и носители скучных человеческих профессий, они порой собирались за чашкой чая на общей кухоньке, чтобы вспомнить былые передряги. Врач засучивал рукав халата по плечо и показывал след от укуса одной клиентки:
– Втроем с ребятами тащили со сцены эту дрянь. Извивалась, как змея. Кусалась, орала! Я ей в кабинете стакан воды прямо в лицо плеснул… Тут же сдулась и как бухнется на колени, ползает, ноги целует. У меня волосы дыбом встали. Думаю, все. Эта свихнулась. Доведет нас Лисич до нар… Раствор в шприц набираю, у самого руки трясутся. Вколол, значит, на кушеточку положил, на лоб – компрессик. Смотрю, слава тебе, Господи, снова пронесло! Успокоилась, голубка моя сердешная… Зрачки… рефлексы – ага, нормуль. Отпустил домой.
Секретарша потирала располневшее бедро. Бедро прославилось тем, что в течение бесконечных долгих 10 минут в одиночку подпирало ходящую ходуном дверь приемной, в которую с проклятиями ломились православные активистки. Удерживая дверь, перекрывая голосом брань, Секретарша вызванивала поочередно пожарным, полицейским и МЧС.
– Удержала! – гордо повела оплывшими плечами Секретарша. – Вот такой синяк был!
– Не синяк, а гематома, ага… – поправлял врач
– А того психа в очках, помните? С виду скромный такой. Задрыга. Сашку стулом по голове огрел. Точно бес вселился. Никто от него не ожидал. Ну, помните? – санитар кивал на напарника.
– Да-да…, – восхищенно протянул врач. – Лисич в любого задрыгу мог силу вдохнуть! Я так понял, насмотревшись на всех этих лунатиков, чем зажатее, тщедушнее и очкастее, тем круче на сеансах отжигает. С детства у них ненависть неизрасходованная. С тех пор как в песочнице у них лопатку отобрали. Только в театре нашем вспоминали всех, кому за всю жизнь рожу не набили. А черти все эти, – врач зевнул, – это так, слабость патрона. Тщеславие, как у каждого гения. Вот кто сам чертяка настоящий – умел драйву поддать. Знал, у кого что в башке. Кто образованнее, тот приходил от негативных эмоций освобождаться, значит. Кто разумом поскуднее, тот, значит, чертей и видел, ага. Словом, гений наш Лисич! Подлинный художник!
– Эх, Лисич!
– Лисич наш!
– Лисич, ага…
И