Избранные. Мистический детектив. София Протосовицкая
испарилась. Я ловлю её взгляд, цепляюсь, начинаю погружение.
– Диана была твоей лучшей подругой. У вас, наверно, не было секретов друг от друга?
– Мы были как сёстры. У нас даже был свой язык, который никто кроме нас не понимал. Я скучаю, мне так плохо…
– Ты рассказала ей про твои… отношения с отцом?
– Да, только ей одной. Она поклялась никому не говорить.
Я начинаю видеть, пока ещё плохо: будто разглядываю фотографии плохого качества сквозь мутное стекло. Вижу двух девочек на высоком берегу реки, обе с косичками; они сидят рядышком, тесно прижавшись и соприкасаясь головами.
Те же девочки, уже постарше, одетые в похожие розовые курточки и розовые кеды идут по обочине дороги, взявшись за руки, пытаются тормознуть попутку. Одна из них показывает средний палец вслед проносящемуся мимо автомобилю.
Снова на берегу. Одна головка стала черной, волосы рваными прядями падают на лицо, вокруг вьётся дымок сигареты. Девочки держат что-то в ладонях: тоненькое, серебристо мерцающее. Две цепочки, на каждой – кулон, формой похожий на изогнутый лепесток. Соединяясь вместе, лепестки образуют сердце. Я в твоём сердце, ты в моём. Теперь рисунок и надпись обретают смысл. Значит, вторая половинка была у Дианы.
– О чем вы говорили, когда Диана пришла к тебе в тот день, незадолго до смерти?
Ее взгляд стекленеет, лицо застывает. Как будто захлопнулась дверь.
– Она ко мне не приходила.
А я говорила тебе, какой он. Говорила, что он тебя не стоит. Парням нельзя верить. Почему ты меня не послушала? Вот и плачь теперь.
– Она плакала?
Ты клялась, что мы всегда будем вместе. Нам было так хорошо вдвоём. А потом променяла меня на него. Зачем ты так сделала, ты же знала, что я тебя люблю.
– Что было потом, Яна? Что ты сделала?
Ты говорила: плевать на глупые правила. Для любви нет границ. Пусть хоть весь мир будет против нас. Ты меня предала, но я прощаю тебя. Теперь все будет как раньше.
Яна начинает сонно покачиваться, полузакрыв глаза. Она молчит, но я и так все вижу: объятия и поцелуи, неловкую сцену, когда Диана отталкивает её и отворачивается, сжатые кулаки, с трудом сдерживаемые слёзы; я чувствую ее стыд, жгучую обиду, ярость, боль.
– Потом ты пошла проводить ее до трассы короткой дорогой через лес. Она решила уехать, поймать попутку, так? К каким-то родственникам. Не хотела домой, потому что там пьяная мать. Вы шли, разговаривали, потом Диана сказала что-то обидное. Например, что детские клятвы – это глупость, нельзя же всерьёз в них верить, пора уже повзрослеть. Я права, Яна? Так все было?
Яна отрицательно качает головой.
Вы ничего не знаете. Ничего не докажете. У полиции нет ни одной улики.
Сквозь сонную маску проступает её другое, истинное лицо, с каждым мигом всё отчетливее. Я вижу настоящую Яну: развращённую, циничную, торжествующую. Она не сожалеет о том, что сделала, она гордится тем, что переступила границу, установленную ненавистным миром.
Демоны