Стихотворения. Ян Вильям Сиверц ван Рейзема (А. И. Аргутинский-Долгорукий)

      Зачем, ученый богослов,

      возносишь гордую обиду?

      Попробуй не подать и виду

      у пошатнувшихся основ.

      Какая там благая весть?

      Возможно ль миропониманье,

      когда уж нам без содроганья

      не должно имя произнесть!

      Что ж, убедительней изуст —

      как в руки страждущих каменья?

      Ужели мудрости знаменья

      превыше истины искусств?!

      Вещество, из которого сотканы сны,

      где зеленые дебри и крылья наяд,

      где четыре пространства открыться должны,

      убежать, оглянуться, вернуться назад.

      Где в садах золотистых ночных Гесперид

      драгоценные формулы тихо цветут,

      и, взбираясь по склону, как солнце в зенит,

      обрывается вечность в созвездья минут.

      Там окружности мчатся, и мчатся часы;

      справедливость подъемля, вздымается знак,

      и жемчужный Кефей голубые весы

      непрестанно колеблет, скрываясь во мрак.

      Это солнце ночное, сады Гесперид,

      вещество, из которого сотканы сны,

      где четыре пространства как тень пирамид,

      как песчаная россыпь эфирной волны.

      Когда пустынник, смачивая губы,

      глядится немо в бесконечный свод,

      ему ли видится божественный Эрот,

      колеблющий серебряные трубы?

      О, не суди! Бесчисленно судимы,

      во мглу отходят призраки мои,

      и кружатся сознания рои.

      Но Богом ли заветы исчислимы?

      Пока что твердь во власти разрушений

      и скорбью веет каждое число,

      не обрати сомнение во зло

      земною хитростью ненужных вычислений.

      О, Флора, Глория, Природа! Вещий сон,

      когда ручей лепечет «аллилуйя»,

      Вселенная – во власти поцелуя…

      Его ли нарекаем Божеством?

      Так мальчик слышит, скорбно затаясь,

      все тот же голос – тихий и призывный.

      За этой дверью – грубой и массивной —

      каким слезам откроем нашу связь?!

      Лес раздвигался медленной чредой,

      и в сонмах рощ сознание сквозило,

      и вдоль границ Германии лесной

      свои дружины размещал Аттила.

      Достойный Варр, порукой ли отвага?

      Разор в именьях. Пали сыновья.

      Какая ждет губителей награда!

      Беспечный Рим, о Лесбия моя!

      Всмотрись, Луциллий, кто нас превозмог!

      А этот шут острит до отвращенья.

      Взошел Кефей, и спутал астролог.

      Прощай и ты, эолово внушенье.

      Прощай, звезда, что