Стихотворения. Ян Вильям Сиверц ван Рейзема (А. И. Аргутинский-Долгорукий)

      Я не знаю, Тютчева судьба

      надо мной спокойно просияет?

      На меня, беспечного раба,

      в полусонной лени замышляет?

      Или рок начертится другой,

      чтобы дни – размеренны и тихи —

      мне пришли, как отзвук верстовой —

      из песчаной памяти Плющихи.

      Будем в тех песчинках мчать и мчать,

      ожидать, покуда не случится,

      целый век таиться и молчать,

      чтобы так нежданно озариться.

      В переулках выбранных цвести,

      словно отблеск давнего заката,

      и сказать спокойное «прости»

      купине нетленного Арбата.

      Там, где жизнь так видимо цвела

      и слова возвышенно звучали,

      там душа свободная плыла,

      но ее судьбы не угадали.

      Дирижер благородный

      славит черную масть,

      выступает свободно

      вся подпольная власть.

      Веет магией черной,

      зреет темп увертюр,

      и альты и валторны

      в вихре тех авантюр.

      Вторит первая скрипка

      не за совесть – за страх,

      и белеет улыбка

      на тревожных устах.

      Цвета черного кофе

      там уж профиль мелькал,

      господин Мефистофель

      смотрит в зрительный зал.

      Погашаются свечи,

      высыпает за круг

      вся подпольная нечисть

      из трирем и фелуг.

      Вся застольная свора,

      перегарная власть,

      и в глазах светофора

      бьется красная страсть.

      Словно молния, профиль

      в дымном облаке грез,

      господин Мефистофель

      не бежит лакримоз.

      И его музыканты

      совращают слезой,

      как его фолианты —

      виртуозной игрой.

      Зачем твои страшные сказки?!

      И просим мы тьму окрестить,

      чтоб в звездную ночь без опаски

      заветную книгу открыть.

      Но падают гневные вихри,

      и рвется заветная связь, —

      приходит на царство Антихрист,

      ночной и невидимый князь.

      Является многоголовый,

      рук у него миллион,

      безжалостный, серый, суровый,

      имя его – легион.

      Как призрак земного бесцветья,

      под тенью багровых знамен

      он шествует тысячелетья,

      имя его – легион.

      Как сила пчелиная – улей,

      энергией жалящих глаз,

      свирепее огненных углей,

      пронзает иконостас.

      Когортами движутся мыши,

      сметая священный кордон,

      его ты покуда не слышишь,

      но имя его – легион.

      Когда же надежды затихли

      и город отдался в полон, —

      на царство восходит Антихрист,

      и правит судьбой легион.

      И стяг его пепельно-серый

      колеблет безвольную