Портреты моих современников (сборник). Анатолий Изотов
корзины и потянул вниз. Тетка была явно сильнее: мне не удалось пригнуть ее к земле. Тогда я расставил руки, стараясь прикрыть Босоножку своим телом. В ту же секунду почувствовал сильный пинок, как пушинка отлетел от тетки и распластался на тропинке.
Я не успел ни оглянуться, ни подтянуться, как ухнул мощный взрыв. Тополь переломился у макушки, нырнул основанием в дым и начал падать вдоль тропинки. Через секунду он с хрустом грохнулся о землю – сухие ветви и почти вся верхняя часть разлетелись на мелкие куски и щепки. Я оглянулся: Босоножка лежала неподвижно, спрятав голову за мешок, который был привязан клетчатым платком к корзине. Рядом упало несколько крупных щепок, тетка подняла голову, увидела меня и снова опустила ее.
«Тетя, уходите скорее на дорогу, сейчас минеры взорвут еще один тополь», – начал врать я.
«А щоб они выздохли, твои минеры, и ты вместе с ними», – причитала тетка, ловко поднялась, схватила корзинку и почти побежала к дороге.
Хотя мой испуг сменился восторгом, я понимал, что надо поскорее уйти. Я побежал в заросли бузины, выкатил тачку и начал поспешно грузить дрова. Обломки ветвей оказались сухими и легкими, а щепки, наколотые взрывом из основания дерева, были сыроватыми и закопченными. Сильно закопченным оказался и низенький, почти что сравненный с землей пень.
Возить тачку, наполненную готовыми к топке дровами, оказалось нелегко: к вечеру успел сделать только две ходки. На следующий день я привез еще несколько тачек, обеспечив семью недели на две хорошими дровами.
Свои «опыты» я старался держать в тайне, хотя соблазн похвастаться сверстникам был. Единственный человек, который знал о моих делах, был Жорка, который больше увлекался огнестрельным оружием и ножами. Если нам попадался ружейный ствол, затвор или патроны, то он точно знал, какой винтовке это принадлежит. Был у него немецкий «шмайсер», стрелявший одиночными патронами, уйма самопалов, сделанных из винтовочных стволов, красивые ножи с наборными ручками. Разбирался он неплохо в минах, гранатах, снарядах, но сам их никогда не развинчивал и не взрывал. Мы не были друзьями, но доверяли друг другу многие секреты.
Жорка ужасно страдал оттого, что отец его во время войны был полицаем и долго выдавал себя за партизана. Он даже нам рассказывал эпизоды из своей партизанской жизни в керченских каменоломнях. Когда отца забрали, я сделал вид, что ничего не знаю. Мальчишки сразу же прибавили к Жоркиному имени кличку «Полицай», причем старшие его так называли в глаза, а младшие – за глаза. Жорка окончательно замкнулся и еще совершеннее изготавливал свои ножи и самопалы. Когда первого сентября мы пришли в старую школу, Жорка был уже не Каменский, как отец, а Жолобов, хотя его младшие братья и сестры фамилию не сменили. Оказывается, бывший полицай Феликс Каменский приходился Жорке отчимом. К сожалению, это Жорку не спасло и его по-прежнему все называли не иначе как «Жорка-Полицай».
В это время у нас было две школы: одна – старая, в которой