Портреты моих современников (сборник). Анатолий Изотов
хорошей книжкой.
И вот как-то ранней осенью, когда еще было тепло, и я, изрядно побродив по горам, с наслаждением слушал рассказ учителя географии о вулканах, к нам на урок зашла директриса и пригласила меня пройти в свой кабинет. Войдя в крошечную комнатку, я увидел председателя сельсовета, военрука и незнакомого красивого, полноватого капитана. Директриса, маленькая женщина с благородным лицом и искривленным позвоночником, заговорила своим ехидным голосом: «Ты у нас знаменитый сапер, и товарищ капитан из райвоенкомата хотел бы с тобой познакомиться. Постарайся честно ответить на все его вопросы». Я сразу догадался, о чем пойдет речь, и начал машинально искать между присутствующими Босоножку. «Неужели она меня узнала тогда?» – подумал я. Инстинкт самозащиты подсказывал: мне как можно глубже уйти в себя и все отрицать.
«Я слышал, – начал красивый капитан, – что у тебя есть мины. Держать их у себя, а тем более разряжать или взрывать самому – опасно. Надеюсь, ты это понимаешь? – я молча кивнул. – Так вот, – продолжал капитан, – там во дворе школы, около машины, тебя ждет сержант Галиев. Покажи ему свои мины!»
«Прямо сейчас?» – удивился я.
«Прямо сейчас», – ответила директриса.
И хотя я был обрадован тем, что меня не стали разоблачать и ругать за Босоножку, в душе моей осталось разочарование оттого, что капитан не рассказал что-нибудь интересное про войну, про нарушителей границ, про новое оружие. Забыв сказать «до свидания» и не заходя в класс, выбежал на улицу.
Около зеленой машины уже стоял Жорка Жолобов и солдат, как мне показалось, узбек, поскольку предположить в человеке с черными-пречерными волосами и темной кожей лица я мог только узбека. Мы с Жоркой переглянулись, что означало: покажем только то, что всем известно. Мы повели сержанта к большой минометной мине, что лежала на меже, недалеко от взорванного мною еще в августе тополя.
Сначала мы шли молча. Но Галиев, видимо, вспомнив, что ему приказано не только обезвредить боеприпасы, но и провести с нами воспитательную работу, начал рассказывать «страшную» историю: «Четыре пацан нашель один мина. Ковирял, ковирял – мине как даль и убиль четыре пацан». Выполнив свой долг, солдат снова замолчал и оживился лишь тогда, когда я назвал по-татарски деревню, в направлении которой мы шли. Деревня давно была переименована в село Цветочное. Оказывается, по-татарски она называлась «Корова убежала». Мне стало весело, когда я представил, как убегает от татарина корова. Веселость передалась Жорке и сержанту.
Мы вдруг разговорились, а вернее, начали игру: Жорка и я называли по очереди Галиеву старые названия сел, ручьев, балок, вершин гор. Он нам переводил с татарского на русский значение этих слов. Солдат говорил, а мы не верили своим ушам – до чего же эти названия были точными и интересными! Вот деревушка за лесом, судя по татарскому названию, должна изобиловать сливами, а ведь и правда, долина вокруг нее сплошь заросла корявыми сливовыми деревьями.