Колыбель для Ангела. Лев Алексеевич Липовский
понимающе закивал. – Время там течет несколько иначе.
– Где это «там»? – произнес я и напрягся всем своим существом, ожидая вновь услышать что-нибудь невообразимое.
И услышал.
– В нирване, – так же невозмутимо ответил старик.
Я прекрасно знал это слово, чуть ли ни с детства, и именно оно окончательно повергло меня в смятение. Мой разум не был готов к восприятию такого рода информации, хотя бы потому, что это было явным сумасбродством. Чтобы понять безумца, нужно быть таковым. Я же доселе считал себя здравомыслящим человеком.
– Ты был в нирване, – бесстрастно повторил старик, – помнить ты этого, конечно, не можешь, но знать об этом должен. Поэтому я тебе и говорю – ты там был все это время. Поэтому и не заметил бремени неумолимого времени.
На это мне нечего было ответить, поскольку я окончательно решил, что старик в самом деле безнадежно безумен. Если это не так, тогда безумен я, раз сижу с ним в горном гроте, пью чай и при этом говорю о запредельно невероятных вещах на древнекитайском языке.
Мое смятение старику было, видимо, понятно, поскольку он, снисходительно взирая на меня, продолжил:
– Я уже говорил, что тебе предстоит еще многому удивляться в этой жизни. Было время, когда я тоже удивлялся простому и это было прекрасное время. Я и сейчас не утратил способность удивляться, но теперь удивляют меня вещи совершенно другого порядка.
– А именно?
– К примеру – почему люди отрицают очевидное, считая это очевидное невозможным, при этом, верят в заведомо неочевидное и ложное, считая его абсолютно бесспорным и верным.
Я успел утихомирить вскипавшее в моей душе негодование, которое было вызвано непониманием и потому неприятием всего мною виденного и слышанного за последнее время, и только стремление понять происходящее позволило мне спокойно, и даже с некоторой долей сарказма, продолжить разговор:
– А во что верите вы? – вопрос для меня был не праздный, поскольку меня действительно заинтересовало, что же из себя представляет этот странный старик, который, совершенно не прилагая усилий, ломает мое мировоззрение. Я ведь должен был выяснить для себя, кто из нас является здравомыслящим, а кто безумцем. – Судя по вашему наряду и упоминанию нирваны – вы буддист или индуист? Или вы изобрели свою религию?
Я немного устыдился своей бестактности, хотя и вызвана она была нашим врожденным неприятием недоступного нашему разуму. Но тут же я вновь убедился в том, что имею дело с неординарной, совершенно необыкновенной личностью, потому что, посмотрев ему в глаза, я не увидел ни тени обиды, раздражения. – только понимание и терпение. Взирая в его необыкновенной глубины глаза, я вдруг внезапно ощутил, как в меня перетекает целомудренное спокойствие. В этих глазах отражалось величие многовековой мудрости.
Старик неторопливо заговорил:
– Во что я верую? Я верую в Истину. А вероисповедание, о котором ты спрашиваешь, – лишь путь к Истине. Вера нужна, как звезды в небе. Все это лишь ориентиры,