Любовница Иуды. Александр Григорьевич Гайсин
а слабые ещё слабее, вплоть до летального исхода. (Авторам этих строк удалось выжить.) То же самое, происходит и по отношению к умственным способностям. (Тут мы не можем сказать ничего определенного – читателю виднее.)
Памятник был незатейлив по исполнению и прост по композиции: из таинственной глубины пустыря выходила на скучную поверхность земли, почти по самое плечо, мускулистая гранитная рука с закатанным рукавом спецовки, показывая ситцевым небесам выразительный кукиш. (Иуда сразу вспомнил пепельницу на столе у Джигурды в кабинете.) Рельефный большой палец, выполненный вполне в реалистическом духе, с особенно удавшимся скульптору давно не стриженым ногтем, был решительно нацелен в дурную бесконечность и служил удобным местом отдыха для пернатых, особенно ворон, поэтому мятежную руку не успевали очищать от птичьего помета. Ветераны острова проводили здесь свои маевки и митинги, тогда пустырь, заполоненный людьми, ощетинивался (в моменты всеобщего гнева или дружного одобрения) сотнями фиг, как пехотное каре штыками. Группа старейшин даже обратилась к губернатору острова с предложением позолотить кукиш, – так как после этого будет гигиеничней целовать его – да и приятней! Криминальному элементу тоже пришелся по сердцу памятник: могучая рука всегда была испещрена всевозможными рисунками, а однажды на ней появились слова, написанные кровью: «Не забуду родного брата». Их долго не могли стереть – и выжгли серной кислотой. (Но раз в году эта надпись мистическим образом бледно проступала на прежнем месте.)
Когда Иуда со следователем прибыли на площадь Восстания, доступ к телу Великого Островитянина был уже прекращен. Огромная очередь, извивавшаяся по площади, подобно туловищу китайского дракона, или египетской анаконды, шумно выражала недовольство, требуя энергетической подпитки после трудовой недели (отметим, что сотрудники газет подпитывались в обязательном порядке). Вслед за нашим хорошим знакомым, следователем Джигурдой (его спутник, хмурый амбал с покарябанным лицом и рваным плащом на руке, почему-то остался без нашего внимания), мы тоже предъявили свои красные книжицы, и перед нами бесшумно раздвинулись пуленепробиваемые двери в неглубокое подземелье, залитое фосфоресцирующим гипнотическим светом. По бережкам тихого ручейка последних посетителей недвижно стояли воины с оружием наперевес – нашему герою, как он после признался, они показались витринными манекенами, переодетыми в солдатскую форму. Иуда, однако, заметил, что истуканы все-таки дышат, морщатся от укусов множества насекомых, полюбивших атмосферу гробницы, а главное, следят за каждым движением паломников: когда он сунул свободную руку в карман, ежась от пронизывающего холода, ближайший к нему воин сурово пошевелил бровями, а потом и винтовкой. Сзади сердито зашипел Джигурда. Стеариновый свет маленьких лун, утопленных в гранитном потолке, постепенно сгущался. Все острее чудилось Иуде, что он превращается в некий шелкопряд или мотылек, ползущий к восковой свече с потушенным