Дай мне знать, если все еще…. Алина Вадимовна Кривенец
пазлы, наконец-то находился тот единственный фрагмент, которого не хватало для целостности картины. Это был триумф, и это значило, что картина – совершенна. Были и картины, которые навсегда оставались без одного недостающего пазла. Такими картинами не хотелось любоваться. Они сразу поддавались разрушению, и пазл за пазлом отправлялся в коробку. «Что-то в этом есть», – подумала я. Резкий запах корицы напомнил о вчерашнем и сегодняшнем. А о будущем я не думала. Все будет так, как должно быть. Вспомнила, как ты говорила, Ба: «И это пройдет». Так ты меня утешала, когда я приходила со школы с плохой оценкой. Я плакала из-за принесенной двойки, а ты повторяла: «И это пройдет». И оно, правда, проходило. А это пройдет, Ба?
– Никого не встретила? – в этом вопросе уже была осторожность.
– Марка встретила. Больше никого.
– Хороший парень. Столько лет добивался, – я не любила, когда в мамином голосе звучал укор. Это значило, что я должна чувствовать себя виноватой. Очень виноватой.
– Еще не поздно, – очередная попытка усилить чувство вины.
– Мам…
– Он про тебя всегда спрашивал, когда я его в городе встречала.
– Мам, пожалуйста. – В этой просьбе была мягкость. Сейчас точно было не время и не место для конфликта.
– Ладно. Твоя глупость… Да ты и сама знаешь.
Мы часто ссорились, когда жилы вместе. Расстояние сглаживало разницу во взглядах на жизнь, но ничего не менялось при встрече. Я знала, что она хочет только лучшего, самого лучшего для меня. А мое представление о лучшем было другим. Правда, мама до сих пор точно не понимала, каким.
Глава VII
Звонок в дверь был резким и коротким. Обычно, так звонят те, кто всегда уверен в своей правоте и никогда не попросит прощения. Зачастую, именно такие люди всегда поглощали внимание других с первых секунд. И он был не исключением.
Дверь приоткрылась лишь на несколько миллиметров. И эти несколько миллиметров украшала тонкая металлическая цепочка.
– Вы к кому? – низкий, но мягкий голос принадлежал женщине в возрасте. Если обратить внимание только на голос, женщине было около семидесяти лет.
– Вы можете кое-что передать своей соседке? – бархат его глубокого голоса действовал, как сильное успокоительное, и этот голос с первых секунд всегда вызывал безукоризненное доверие.
Цепочка щелкнула, и дверь открылась нараспашку. Этой женщине, действительно, было около семидесяти или чуть больше. Ее глаза были настолько светлыми и бездонными, что абсолютно не сочетались с глубокими морщинами на лбу и щеках. Если глаза – зеркало души, то можно было уверено говорить, что эта душа еще очень молода, чтобы иметь груз прошлого длиной в семьдесят (и даже больше) долгих лет. Одета она была со вкусом. Впрочем, как и все итальянки. На худых утонченных запястьях было несколько аккуратных браслетов. На первый взгляд, каждый из них мог стоить целое состояние. И было ясно, что эти браслеты – самое дорогое, что хранит ее молодая душа, и самое ценное,