Дай мне знать, если все еще…. Алина Вадимовна Кривенец
тишины после последнего тяжелого шага означали, что ответа не будет.
Эту женщину звали Роза. Вернее, для всех друзей она была Роза, но по паспорту имела чудесное двойное имя: Мария-Роза. И когда кто-то называл ее именно так, на ее бездонных глазах появлялись слезы. Она моментально прятала их, как знак собственной слабости, которого так сильно боялась. Так называл ее только он. Ее любимый и драгоценный муж. Вот уже двенадцать лет, как она общается с ним в форме монолога. Монолог мог начинаться сразу после заката солнца, а с первыми утренними сумерками, она понимала, что до сих пор говорит, говорит, говорит… В этих монологах она находила свое спасение. А еще спасали они: две бенгальские кошки, которых Роза увидела семь лет назад. С тех пор ее монологи стали короче, а жизнь приобрела новый смысл. Ей нужно было отдавать свою заботу. В ней было так много нерастраченной заботы, нежности, и, любви.
Глава VIII
Очередной скандал закончился ее тихими слезами. Она никогда не устраивала истерик. Зачем? Он ее не любил – это все, что она понимала. Когда ей хотелось закатить истерику, она давила в себе этот назревающий взрыв. Истерик Он не терпел. Более того, любая истерика могла стать фатальной. Он мог уйти. В этом она отдавала себе отчет, как никогда раньше.
– У тебя кто-то есть? – этот вопрос был озвучен с особой осторожностью.
– Нет
– У тебя кто-то есть. – Утверждение, в которое сама Вероника уже больше месяца твердо верила.
– Я же тебе сказал, нет! – опять Он сошел на крик. А ведь обещал…
– Опять.
– Извини. – Высота Его голоса резко спала. Но уровень опасности, который уже вот несколько недель назревал в их отношениях, не спадал.
– Давай, просто прекратим это все. – Он продолжал уже спокойно. Самообладание – то, что его спасало даже в самых жутких ссорах. Он умел обращаться со своими эмоциями мастерски, а бережное обращение с чужими эмоциями ему никогда не удавалось.
– Что прекратить? – ее вопрос звучал слишком безнадежно, чтобы быть похожим на полное непонимание ситуации. Она все прекрасно понимала. Был только одни вопрос: «Когда?»
– Я могу уйти сегодня, – у него не было ни капли сожаления или чувства вины.
– Давай не сегодня, пожалуйста. – Она искала спасение в отсрочке того, что и так было невозможно избежать.
Сложно сказать, какой это был по счету раз. Пятый, седьмой, восьмой? Она сбилась со счета, Он – не вел счет. Он хотел со всем этим покончить. Хотел, и не мог. В очередной раз верх брала жалость. Понимал ли Он, что жалость – не лучшее из чувств? Да, Он прекрасно это понимал. Понимал, но ничего не мог с этим поделать. Ему казалось, что, лучше бы истерика, чем ее тихие слезы, которые она старалась от него прятать. Он ее не любил. Никогда. Такое страшное, но правдивое признание самому себе. Для чего тогда все это? Чтобы забыть. «Действительно, чтобы забыть?», – этот вопрос Он прокручивал в своей голове много раз и всякий раз с ощущением уничижительного проигрыша понимал, что забывать Он не мог и не хотел. И пытался, всякий раз