Небо на двоих. Галина Лошкарева
сейчас, когда вся распластанная, разбросанная, разбитая трясусь всеми своими звенящими осколками в этом поезде. Не хочется ни есть, ни пить, ни писать, ни выходить на улицу… Даже сейчас не хочу прощаться с жизнью! Не хочу взлетать на небеса и наблюдать за всеми свысока. Я и без того высоко сижу, далеко гляжу – на верхней полке двенадцатого.
Если там, на небесах, и появляться, то с одной лишь целью – узнать, как совершаются браки. Говорят, они ТАМ создаются. Прийти, посмотреть, какая я в очереди. Или про меня опять забыли, подвинули. Кому нужна, расколотая и разбитая до основания?
До основания? Основание всё-таки осталось! Значит, есть надежда собраться, сложиться в единое, целое, вползти, взобраться, вскарабкаться скалолазкой. Или «взлететь, возродиться»… Я кого-то процитировала?
И потом, во мне так глубоко сидит убеждение, что если что-то бьётся, то на счастье! И жизнь вдребезги – тоже на счастье!» – завершила внутренний монолог Стефания.
Съёжилась ещё больше, замоталась в одеяло куколкой, мумией.
«Может, я тоже умерла? А как же боль – изводит, ломает, накрывает всю…»
Счастье и боль никак не сочетались одно с другим. Это были две взаимоисключающие составляющие.
«Какое это счастье, когда так болит и ноет? И никуда от неё не деться, не спрятаться, ничем не заглушить. От того и мысль странная пришла – убежать, уехать в чём есть, хоть куда, чтобы чуть-чуть отступило, отлегло, успокоилось. С днём рождения, Стефания! Получите от жизни подарочек! Сегодня ведь тринадцатое июля, значит, он доставлен вовремя…»
Саркастические поздравления себя со своим двадцать седьмым днём рождения вновь прервали соседи. На этот раз они читали вслух анекдоты:
– «Слушай, я кроссворд вчера разгадывал: три буквы – „Человек, который обязан отдавать всё заработанное другому человеку, получая взамен еду“. Это кто? Раб. Я тоже думал раб, а жена говорит – муж!».
Анекдоты… Эти маленькие ёмкие истории ещё вчера были предметом чьих-то огорчений, разочарований.
«Неужели и моя трагедия завтра… ну, не завтра, через год, через пять, десять лет, вызовет улыбку», – размышляла Стефания.
Есть всё же положительное зерно в её решении сменить обстановку, забыться, отвлечься, пусть даже старыми, как мир, анекдотами. Хотя по яркости событий плацкартный вагон пассажирского поезда мало отличался от жизни в коммунальной квартире. Даже где-то проигрывал ей.
Комнату в двенадцать метров как оставшейся без попечения родителей ей выделил райисполком. В квартире были даже кое-какие удобства – холодная вода, газ, туалет. Сам дом (двухэтажный, кирпичный) давно не ремонтировался, очевидно, оттого, что в этом уже не было смысла.
В её комнате можно было вполне сносно жить. Старые хозяева сделали, что возможно по средствам.
В соседних комнатах живут яркие представители прошлого ХХ века, которым к двухтысячному году обещали отдельную квартиру