Японская кукушка, или Семь богов счастья. Татьяна Герден
мои горели, а уши словно забило ватой. Подгоняемый стыдом и внезапно вспыхнувшим, невесть откуда взявшимся упрямством, я не оборачивался и бежал вниз. Вот и дно моего острова. Стоит только перепрыгнуть его верхнюю границу – старую колоду из ствола почерневшего от гнили дуба, лежащую поперёк того места, что когда-то служило оврагу козырьком, и я буду там.
Р-раз! Я разогнался и перелетел через колоду. Но с прыжком не рассчитал и, не заметив длинную крючковатую ветку, зацепился за неё штаниной и кубарем скатился вниз. Моё тело пронзила острая боль. Взгляд уткнулся в ворох сгнивших листьев, среди высоких стеблей осоки, и ещё во что-то пёстрое с серыми крапинками в траве, издающее ужасный запах падали. Я сначала никак не мог разобрать, что это было, но через мгновение, услышав встревоженный голос Кости «Аким, ты где? Жив?», я понял, что это была мёртвая кукушка, видимо, не так давно сбитая выстрелом охотника, целящегося в белку. И хотя, скорее всего, это была совсем не та кукушка, с которой мы были знакомы, играли в прятки и которую я представлял своим английским какаду, мне стало так жаль её, как будто это была не птица, а тень моей самой горькой печали, взбаламученной моим падением, зеркально отражающим нелепость моего происхождения, и поэтому я, отвернувшись от торчащих в разные стороны тёмно-серых перьев со следами почерневшей высохшей крови, горько заплакал.
16
Светлана смотрела на низкие облака, нависшие над хмурым Хакодате, и не могла понять, как в одном человеке – в ней например – могли уживаться такие противоречивые чувства. С одной стороны, она была горда тем, что добилась своей цели и сейчас находится в стране своих грёз, в стране Хангаку, с которой словно заключила неписаный договор, а с другой, она не могла не признаться себе в том, что место, где она теперь находилась, было совсем не похоже на страну её грёз. И что самое ужасное, за что она себя просто ненавидела, вместо радостного оживления, присущего мореплавателям, которые после длительного пути наконец обретают долгожданную землю, на душе у неё было грустно и одиноко, и почему-то больше всего хотелось сесть на первый же пароход, идущий из Хакодате назад во Владивосток и поскорее вернуться домой.
То ли от того, что постоянно моросил мелкий, скучный дождь, то ли по причине физической слабости, вызванной тяжёлой качкой на пароходе, и по физиологическим причинам, совпавшим с моментом их переезда, Светлана чувствовала себя разбитой и опустошённой, словно потерявший много крови солдат после ожесточённой схватки на поле брани, или как обессиленный паломник, если бы его корабль не вырулил из злостной стихии, а потерпел кораблекрушение, и его выкинуло на неизвестный угрюмый остров с круто обрывающимися скалами, низкорослыми соснами и мрачными елями, чем-то похожими на испуганных, прижавшихся друг к дружке монашек, где огромные серые валуны на берегу моря походили на стражей порядка из какой-нибудь мрачной сказки, что грозно следят за вновь прибывшими и не всех пропускают к правителю сказочного острова. Словом, для неё всё вокруг было