Простая история. Амрита Альгома
то мировоззрение, которое прививает католическая церковь. Ну, подходит для серьёзного?
– Вполне, – согласился Джеф выпрямляясь и задумчиво глядя на неё.
Улыбка у Николь была такой мягкой, словно она боялась его обидеть.
– Что ты так смотришь?
Ему не приходилось сталкиваться с верующими. Бабушка, как все выходцы из России, иногда пугала его в детстве страшным бородатым дядькой, голова которого была обрисована светлой линией. И, став чуть старше, он старался увильнуть от этих её сказок, хотя с удовольствием слушал всякие другие сказки о духах, камнях и разной нечисти. В русских сказках после великого царя было очень много презрительного по отношению к вере. Всякие смешные толстые попы, ленивые монахи, монастыри, живущие за чужой счёт и куча солдат, которые без опасения накручивают хвосты чертям. В детстве всё это было интересно, а потом стало скучно. Саму суть веры бабушки он уже не помнил, возможно, она этого ему и не излагала. Все его друзья о вере в Бога с ним не говорили, отец был истинным атеистом и мама, похоже, принадлежала к породе свободомыслящих людей, если можно так сказать. Она, видимо, была слишком критична и слишком отстранена от людей, чтобы проповедовать свои взгляды. Может, она и верила в Бога, но Джеф не мог с уверенностью утверждать это.
Ему самому верующие представлялись по меньшей мере, странными. Его смутило заявление Николь: она странной ничуть не казалась. Напротив, привлекала своей необычностью. Сидит теперь, наблюдает за ним, явно ожидая его ответа.
– Размышляю, о каких делах милосердия ты говорила, – объяснил он, чтобы не молчать.
– Они разные. Есть для тела и для души. Тебя какие именно интересуют? – снова поразила она его.
– Для тела, конечно.
– Накормить голодного. Это сегодня сделал ты для меня. Напоить жаждущего, одеть нагого, принять странника в свой дом, навестить больного, посетить заключенного, похоронить умершего.
Да-а, куда ещё серьёзнее? Смеяться уже не хотелось.
– Ты не в первый раз меня удивляешь. До знакомства с тобой я был уверен, что мне в жизни удивляться больше нечему, – он помедлив, добавил: – я ошибался.
Они в молчании доели десерт, улыбаясь друг другу.
– Поедем? – осторожно поинтересовался Джеф, тут же вспомнил: обещал позвонить. Нажал на повтор ещё в кармане. Сказывается привычка соединять воедино совместимые мелкие действия. Поднёс трубку к уху и, услышав знакомое "да", сказал:
– Коган. Выезжаем.
Предложил жестом Николь поговорить с родителями. Она, хоть и с улыбкой, но поморщилась и лишь покачала головой. И он отключился, услышав ответное: "хорошо". Вернул телефон Николь.
Аэропорт жил своей жизнью. Спешили люди по сверкающим переходам, сигналили носильщики – здесь во всём ещё ярко присутствовала дневная деятельность, но уже слегка приглушённая. Чувствовалось присутствие ночи: людей было немного, рейсы, пока Джеф вел Николь к служебному выходу, не объявлялись.
Они вместе вышли в эту ночь. Огни фонарей и рекламы, заливали всё вокруг светом,