Это Америка. Владимир Голяховский
они с Яшей ушли звать бригаду для обрезания, живо переговариваясь на ходу[39].
Пришел специалист – мохел – с бригадой помощников. Женщин попросили выйти. Он быстро управился со своей задачей, а потом они пили кошерное вино, пели и танцевали вокруг тела. Маруся с Розой со страхом наблюдали за ними в проем двери.
Хоронили Михаила Штейна на еврейском кладбище. Над завернутым в саван телом десять мужчин читали кадиш, а Маруся с Розой должны были стоять в стороне: женщины не могли участвовать в кадише.
Маруся огорчалась, что Мишу не положили в гроб, шептала дочери:
– Что же это такое?.. Гроба нет, все не по-нашему, все чужое…
Роза обнимала мать и плакала:
– Боже, как мы хорошо жили еще вчера…
Потом им разрешили попрощаться с телом. Маруся прильнула к своему Мише, оглянулась, украдкой перекрестила его и засунула в складку савана христианский крестик. Она была уверена, что так надо, и опять шепнула дочери:
– Я знаю – Мишенька сам хотел бы иметь крестик.
Роза подумала: «Уж лучше крестик, чем обрезание после смерти…» К ним подошел раввин и неожиданно надрезал ножницами их кофты.
– Ой, что это? Зачем?
Услужливый Яша тут же объяснил:
– Это полагается по обряду. После похорон вы должны выбросить эти вещи.
Когда все мужчины ушли, мать и дочь прокрались на кладбище и долго стояли над ровной свежей землей, на которую положили белую мраморную плиту. Маруся очень огорчилась, что на могиле не возвели обычного в России холмика:
– Что же это такое? Холмика могильного – и того нет. Все не по-нашему, не по-людски…
Она шептала молитву и долго крестилась.
Яша вернулся, проводил их домой и объяснил:
– По нашему закону женщины не должны готовить семь дней, а только сидеть на полу и оплакивать покойного.
Все эти дни он приносил им кошерную еду и принюхивался – не варили ли они чего-нибудь. А они варили, конечно, – свое, некошерное.
Маруся сказала Яше:
– Я хочу сделать холмик и поставить над моим Мишенькой деревянный крестик. Надо обязательно крестик поставить. Я знаю, ему бы это понравилось.
Яша от испуга даже отскочил в сторону:
– Ой, что вы такое говорите! Крест на еврейском кладбище! Ой, я даже не могу этого слышать. Раввинат никогда такого не разрешит.
– Да ты поговори со своим раввином. Раввинат ведь на кладбище не приедет, а раввин, он из России, он тамошние обычаи знает. Может, разрешит, а?
Маруся раньше не была религиозной, но смерть мужа пробудила в ней желание соблюсти христианские обряды. Они с Розой ходили плакать на кладбище каждый день, и Маруся всякий раз крестила гладкую плиту. За ними ходил Яша, становился в стороне и тоже молился.
После девятого дня Маруся стала говорить о возвращении в Россию.
А Роза сказала матери:
– Мам, я не хочу возвращаться.
– Не хочешь?.. – Маруся была обескуражена. – А чего ты хочешь – жить здесь?
– Я хочу уехать в Америку.
– В Америку?.. А как же я?..
Обрезания покойника действительно нередко случались в Израиле. В газете