Дети грядущей ночи. Олег Сухамера
качал головой.
– Ничего, время терпит. Пока. Вы, если будет оказия, передавайте, что дело идет, и скоро уже могут быть результаты, – отчего-то подмигивал Мичулич, покручивая золотой браслет на запястье. Вздыхал и звонил в колокольчик, закрепленный на столе, вызывая сопровождение для Стася.
Тюремный быт был терпим, если бы не ежевечерние признания-воспоминания маньяка Беськова. Почему-то решив, что Сергей человек немногословный, а значит, не трепач, доктор в мельчайших подробностях, предаваясь дорогим для него воспоминаниям жутких убийств, описывал свои подвиги по «очищению планеты от мусора».
– Знаете, Стас, есть люди, а есть животные, которые своим существованием позорят идею Бога о создании чего-то подобного себе. И у этих существ нет права на жизнь, искупить свое бессмысленное существование они могут лишь страданием от заслуженной кары. Вы думаете, мне приятно было… как эту шлюху в Потерево… как она орала, умоляла не мучать. Человеческой своей частью я, конечно, сочувствовал этой сучке. Возможно, у нее на самом деле были дети. Только то ничего не меняет! Ибо аз – серп жнущий, а они суть – колосья, срезаемые по воле хозяина моего! И ей лучше гнить там, в яме, совсем рядом с поклонным крестом, потому как душа ее, освобожденная от развратного тела, сейчас пребывает в райских кущах вместе с мучениками и страстотерпцами.
– То есть вы не хотите убивать, доктор, и не получаете от этого удовольствия? – поддерживал разговор Стас, чуя, что может быть шанс каким-то образом обменять признания ублюдка на нечто важное для себя.
Страшные сказки на ночь – так он стал называть их для себя – содержали в себе вполне конкретные события и факты, так как память у маньяка была отменной.
– Нет, почему же? – шептал доктор, капая слюной вожделения от захлестывающих воспоминаний. – Наслаждение, нет, скорее экстаз, я бы так назвал это чувство, даруется Им, – доктор тыкал пальцем вниз нар, имея в виду скорее дьявола, а не Бога, – мне за труд по расчистке этих авгиевых конюшен от зловоний и миазмов. Что мне с того, что они, по странному стечению обстоятельств, считают себя человеками?
– А почему только женщины? Чем именно они вам не угодили?
– Это же просто! Какие женщины? Самки? Вместилище порока? Грязные, мерзкие чудовища, производящие на свет такие же отбросы. Истребляю корни сорняка, тружусь по мере сил, – вздыхал доктор. – В муках родились, в муках и уходят. Вы можете подумать, что я сумасшедший? Нет. Мои действия – суть плоды долгих раздумий, исканий власти и всего того, что сопряжено с ней. Пока глас – ГЛАС! – не открыл мне: вот она – рядом. Протяни руку и черпай, безграничную, бездонную, пей, пей кровь, грызи, соси от пуза!
Место у ресторана «Бернгард» на Николаевской набережной пользовалось популярностью у горожан. Молодые повесы в изящных английского кроя сюртуках стекались сюда поглазеть на прогуливающихся бледных питерских девиц и дам в пышных выходных нарядах, затянутых в корсеты так туго, что были похожи на изящные коконы из вуали,